Изюров Н.Н. Зоны риска (мысли адвоката об уголовном процессе)

«Развязать бы мой язык,

да завяжут руки»

Александр Новиков 

Пройдя земную жизнь много больше чем до середины, вижу: куда адвокат не повернется — везде зона риска. А то и просто зона. Под риском может оказаться совесть или здоровье, доброе имя или свобода, а то и вообще жизнь. Все время приходится чем-то рисковать. От сумы и от тюрьмы… Кто это лучше адвоката расскажет? Адвоката с языком. Язык — главное наше оружие. От него все наши победы. Но и беды от него тоже. Точнее — от «базара», за который нужно отвечать. И не языку отдельно, а уже нам за него. Хотя языку отдельно — тоже ничего хорошего.

За серьезный «базар» и за «базар» не очень. Но отвечать. По-разному. «Зарезанный за то, что был опасен», это ведь, надо полагать, не только про поэтов. А можно до крови расчесывая детские прыщи, тряся фальшивыми веригами тоже записывать себя в мученики. По-разному разложимся под судьбой в зонах риска. В зонах, где бывать не любим, но приходится. Как говорится, поиски справедливости иногда сопряжены с нарушением закона. Или просто споткнешься,  и пожалуйста, — уже в зоне. Иногда в зоне как соблазне, иногда как — плахе. Не пропустите табличку: «Осторожно! Зона!». Береженого Бог бережет.

Начнем издалека. Хотя, какое это «издалека». 80 лет — одна человеческая жизнь. Для истории — мгновение.

Наши уральские краеведы по адвокатуре (кто читал, тот знает «История адвокатуры среднего Урала», 1999 г., Р. Усманов, В. Смирнов) раскопали жуткие истории про риски 30-х годов. Как рисковал первый председатель нашей губернской коллегии в 1935 г., заявив: «Нельзя понимать, что защитник — помощник суда в карательной политике». Это сейчас говори что хочешь. А в том году это могло быть расценено как подрыв всего рабоче-крестьянского государства. Со всеми вытекающими. И в том, и в 1936, и в 1937 государство арестовывало и нещадно расстреливало адвокатов, не согласившихся быть помощниками в карательной политике. В их характеристиках можно было прочитать: «В своей практической работе главным образом берет под защиту кулаков, торговцев, спекулянтов». И этого было достаточно, чтобы начать прессовать адвоката. Автор текста характеристики явно либо сумасшедшей, либо еще хуже. А что может быть хуже сумасшедшего, если он к тому же с пистолетом или с печатью о том, что действует во благо. Они и действовали. Да так, что кости трещали.

Травля и репрессии уральских адвокатов начались со статьи в газете под названием «Враг в коллегии защитников», в которой помимо прочего можно было прочитать: «Положение в облколлегии защитников должно приковать к себе внимание партийных и совертскийх организаций. Надо немедленно оздоровить эту организацию». Ну, и начали оздоравливать. Через кровопускания. И немедленно.

Адвокатов записывали в заговорщики, в шпионы различных государств. Подвергали пыткам, чтобы «сознались». В одном деле с участием адвокатов было 295 фигурантов. Всех расстреляли. Одного адвоката пытали, под пытками он дал признательные показания и был расстрелян. Хотя и время прошло, но абстрагироваться не получается.

Коллега! Мы как живых видим и помним адвокатов того времени. В порванных рубахах, босиком на цементном полу. В наших уральских лубянках. В крови. Перед столом. А за столом существо то ли умалишенное, то ли еще хуже. Действующее во благо. Во благо тех, кто в это время на митингах-собраниях уже требует осудить — расстрелять. Улица. Кухарки пробуют управлять. Еще вчера адвокат в суде просил о милосердии и законности, а сегодня сам в пыточном подвале. Мы вживую представляем его безысходность. Перед существом. Невозможность что-либо доказать. Некому. Какое это страшное испытание для адвоката, профессия которого убеждать и отстаивать. И этот талант оказался невостребованным. В сыром подвале.

Что скрывается за скучным словом «пытки». Задумаемся и представим. Это когда пальцы защемляют в дверях, бьют по голове табуретом, предлагая сознаться в шпионаже неважно на кого, например, на Японию. И так — каждый день. Или ночь. Мы как живых представляем его почерневшую от горя мать, запуганную в слезах жену, забившихся в угол детей. Мы помним этих пятиконечных параноиков-садистов с табуреткой в руке. Я и недавно видел одного такого. Правда без табуретки. Техническое перевооружение. От связи времен, преемственности никуда не деться. Это дело не быстрое и не революционное.

Как хочется верить, что эта зона риска навсегда в прошлом. Хотя и плохие мы ученики в школе истории. Но нельзя же так часто оставаться на второй год. Да и бесконечно отмываться государству от деяний невменяемых слуг, столпившихся «вокруг трона», тоже неприлично. Сколько же можно сначала натравливать, затем прикрывать, а потом — отмазывать. Налицо же соучастие. Но соучаствовать в «этом» и с «теми»… Княжеское ли это дело?

Но что-то мешает ощутить себя князьями тем, кто ими обязан быть. По определению. Серьезными и ответственными, дальновидными и милосердными. Отсутствие князей на княжеских местах с неизбежностью ведет к пыткам, порванным рубахам, запекшейся на голове крови, толпам городских сумасшедших на улицах. С лозунгами: этих освободить, тех — посадить. Потому что искусство отличать шпионов от не шпионов — это искусство серьезных и ответственных, дальновидных и милосердных. Князей, одним словом. Отсутствие этого искусства — беда для государства и тех, кто в нем живет.

Мы прошли через эту зону в полный рост и ревностно следим за малейшими намеками о приближении к воде, в которую дважды обычно не входят. Утекла так утекла. Это наш гражданский и, если хотите, профессиональный долг.

С тревогой наблюдаем как кухари-кухарки сегодняшнего разлива утверждаются в своем желании поправосудить. Они уже довели до широкой общественности кого посадить, кого — освободить. Входят во вкус. Мечтают: крикнули, — и кто-то уже босиком на цементном полу с раздробленными дверью пальцами. Крикнули в другой раз — кто-то на свободе. Зависеть от крика толпы даже в Древнем Риме было не хорошо. Вдруг кто перепутает палец. Но на площади уже все решили. У них уже все поделено. Кто преступник, а кто не виновен.

Бесценный кухонный опыт хорош и даже любим. Но в другое время и в другом месте. Где выпить-закусить, попеть и поплясать. И все. Что бы Вам не обещал Великий Ленин. А то почему-то вдруг утратили желание заниматься своим прямым делом. Ну, там почистить что-нибудь, пожарить. И сразу в правосудие.

Городские сумашедшие есть везде. Где есть город. Хоть у нас, хоть в Шенгенской зоне (опять — зоне. Тьфу!). Но наши будут покухоннее, да поклоунаднее. Чем и вселяют надежды, что певцам правосудия от мусорных баков вряд ли чего-то добиться. Неутомимые труженики сковородок и кастрюль утверждают генетически с площадей кого посадить, а мы генетически вспоминаем, что это такое. Конечно, эта зона с криками городских сумасшедших о правосудии с площадей гипотетическая, но эпигоны на то и эпигоны, чтобы пугать.

Но будем последовательны. Потом что-то изменилось в «датском королевстве». После кровопусканий 30-х и через десятилетия, наполненные компаниями и авралами, в государстве случилась коммерция. Правосудию стали делать предложения. Отказаться оно смогло не ото всех. Поистерлось-пообносилось в пуританские предшествующие годы. И стало поочередно переходить из рук государства в руки частных лиц. А потом обратно. Как Шипка в турецкую войну. Адвокат не всегда может поспеть за этими метаморфозами. И тогда — беда. Не успел он оглянуться…. А молиться уже нужно не Богу, а Мамоне. Первое крестное знамение может оказаться последним. Потому что не вовремя. Бога уже нет. (Хотя и временно.) А Мамона пустых знамений не приемлет. И не поймет краснобая, докучающего байками о справедливости в месте, где хороводят золотые тельцы. Мамона может и обидеться. Не издеваются ли над ним безденежные пустозвоны. Да как даст за это издевательство. В ухо. А может и не в ухо.

Мечешься по этой зоне, мечешься, да руки-то и опустятся. И не только у тебя. Суд без справедливости, как брачная ночь без невесты. А с невестой и за деньги — это уже не брачная ночь, а что-то совсем другое. Правда, если справедливость за деньги, — это все равно справедливость. Но какой-то горьковатый привкус от этого есть. Это как торговля в храме. Товар может быть хорошим, но продавать и покупать неприлично. Звон монет оскорбляет целомудренную тишину святого места. Но оно сначала должно стать святым и не только теоретически. В теории все гладко и тихо, а на практике — черти и омут. Бывает… порой… кое-где.

В эту зону — омут лучше не лезть. Ее участники — народ тертый, осторожный и опасливый, в их тесный круг попасть не просто. Да и не надо. Это сделка с дьяволом. А сделок с дьяволом дружелюбных не бывает. Здесь шампанское лучше не пить. Козленочком станешь. Или козлом.

Мы можем не понравиться не только государству. Мелькающие вокруг темные личности (в «убийстве находящие приятность») змеиной кожей своей чувствуют человеческий фактор. Вечно мнительные и недовольные. Всем. Попробуй докажи, что праздник случается не каждый день. Что не все коту масленица. И соскользнуть в тему о сути юридической помощи. Что суть ее не кубометры и килограммы, а «квалифицированность-добросовестность», которая может и не привести. Будем ли поняты.

А вдруг, наоборот, — привела. Тут уже наблюдатели с противоположной стороны могут повести себя не адекватно. Адекватно — это тоже непросто и нечасто. Наблюдатели тоже народ не простой, и тоже мнительный и недовольный. Кожа у него тоже может быть змеиной. И он человеческий фактор чувствует. И тоже земля может полыхнуть-задрожать.

Вечная память не убоявшимся поднять голос. Или перейти дорогу частному вооруженному интересу. Это — прямиком в зону риска, из которой можно и не вернуться.

Еще одна, особенно близкая автору зона риска находится сразу за пределом приличий в полемике. Где они эти пределы. За которыми начинаются обиды противной стороны, недовольства и оскорбления. Где хлопают дверями и бьют по щекам. Вспорхнешь в эту зону ястребом, не помнящим себя, и наломаешь дров. Хотя потом думаешь, а зачем ястребу дрова. Но поздно. Как говорится: понесло Остапа.

Надо как-то так устроить, что когда Остапа понесет, чтобы он не забывал маму с папой, Бога и маму его — Богородицу. И как-то старался, чтобы получилось: если жалко - так жалко, если смешно — то смешно. Но не противно. И не глупо. И не пошло. Люди должны стекаться в то место, где ты ястребом взвился, чтобы не загрызть друг друга окончательно. А одуматься. Услышать других, а через них — себя. Не науськивать, а располагать. Не можем мы, даже издали, напоминать сторожевую собаку. Даже на цепи и в наморднике.

При этом понятно, когда честно — в лицо. Сказал стороне «противной», что она именно «противная», а не потому что напротив. Полемика — дело тонкое. Сторона слышала, кто сказал, чем аргументировал. Может и поймет. Или возразит. А там слово за слово… и покатится. Это работает адвокат Бесстрашный. Искусство убеждать и отстаивать — дело серьезное, без аллегорий и метафор не обойтись. Публично утверждать нелицеприятное непросто. Да еще смотря в какой аудитории. Не везде просто утверждать свое бесстрашие. Особенно когда один против всех. А такое бывает нередко. Как при этом остаться в рамках. Приличия. Твердо, но не по-хамски. Останешься в рамках — будешь адвокатом-Бесстрашным. Выломишься из них — прямая дорога в Хамы-обыкновенные.

И все-таки интересно, где кончается адвокат—Бесстрашный и начинается хам-Обыкновенный. На каком рубеже. Где граница. Думается, что для адвоката-Бесстрашного — она понятна, ему ее не надо разучивать. Он нам симпатичен, поэтому верим ему и надеемся. И простим при необходимости. А для хама-Обыкновенного она никогда и не существовала. Ему ее не выучить. Потому что нечем. Поэтому только терпим. Через силу. Ротация адвокатов-Бесстрашных на хамов-Обыкновенных чревата. Но она идет. Согласитесь, территория Хама-Обыкновенного — это наша зона риска. Выскочивший в запале на чужую зону — территорию обязан отступить, извиняясь. И вернувшись к себе, отряхнуться, вымыться и, если необходимо, - окропить помещение. Избавиться от хамской инфекции и продолжить бесстрашно. Не разнося заразы.

Продолжим эту тему о дерзкой полемике в смысле свободы слова. Как же мы с языком, да без свободы слова. Но что это такое? Право поносить все и вся направо и налево? Безбрежно. И аморально. Не смущаясь. Думаю не все согласятся с такой возможностью, хотя тенденция набирает обороты и не только у нас. Только сначала нужно определиться в вопросе зачем это надо. Какую пользу и в каком месте обнаружим. Безбрежно разбрасываясь. Есть предположение, что никакой и нигде.

Мы живем в мире провокаций. Нас постоянно провоцируют на какие-то поступки и слова. Справа, слева, сверху, снизу, из-за решетки и через мегафон. То просто как репа и незатейливо, то изощренно и многоходово. Выталкивают на зыбкую почву непоняток. Надо быть готовым к встрече с «прекрасным» на этой почве. Много чего может случиться.

И как быть? Только взошел на работу, погрузился в мысли о страданиях всего человечества. Загрустил. И вдруг ни с того ни с сего осчастливили замечанием. Сняли вопрос с ужасающими бестолковыми комментариями. Да еще в грубой форме. Как не поддаться на ужимки ощутивших себя центром Вселенной. Думаю, что об облике своих членов пусть беспокоится ихний Синод. И если Синод не реагирует на поведение теряющих рассудок им облаченных и наделенных, то он будет отвечать. Перед Историей. Ну а наш Синод не забудет наших. Поддавшихся на провокации и наговоривших на людях Бог весть что. Или дров наломавших. Вот и крутитесь в этом. Хотя разные мысли приходят в голову, глядя на разошедшегося облаченного. Но берега удерживают нас от произнесения этого вслух. Только внутри. По извилинам.

Берега того, что мы называли свободой слова, определяются, как считают многие, прежде всего моралью. (Не станем усугублять ситуацию Законом) Отследим цепочку. Религия формирует мораль. Мораль определяет берега. Берега помогают нам жить-выживать. Но вот ни с того ни с сего начали разрушать религию. Богохульством. Храм веры разрушают не динамитом. И что получается. Разрушая религию — разрушаем мораль, разрушая мораль — разрушаются берега, разрушая берега — выходим в безбрежье свободы слова. Безбрежье свободы слова позволяет гадить на территории других прав-свобод. «Другие» будут их защищать. Это заканчивается бедой. А надеялись, что просто пожурят. Но, вот не пожурили, а по полной программе. Кто виноват, что делать? Это вопрос к провокаторам. Не думаю, что они ответят без запинки.

Согласитесь — круг порочный, но надо же отгадать в каком его месте находится эта проклятая консерватория, в которой надо что-то подправлять. В религии, в морали, в берегах свободы слова? Конечно, я знаю ответ. Для себя. Некоторые думают по другому. Считают, что, например, — в религии. И так горячатся, доказывая и убеждая. Но вот — «не пожурили» и все потеряло актуальность. За что воевали? Но это уже к делу не относится. К тому, которое в заголовке. А может и относится.

Свобода слова — это помимо прочего еще и место, где расходятся пути адвоката-Бесстрашного и Хама-обыкновенного. Адвокат-Бесстрашный при всем своем бесстрашии чтит свободы других. Для Хама-обыкновенного этих свобод вообще не существует. Потому Хам-обыкновенный имеет обыкновенно мало шансов на успех. Как правило.

В нашей профессии уважение к правам других особенно ценится. Оно на площадке, где взвешивают права и обязанности, дела и отмеривают ответственность за них. Раскачивая весы — стрелка собьется. И может быть не в вашу пользу. Вместо Сочувствия замрет на Беспощадности. Ибо — переборщили. А вам это надо? Поэтому хамство, вред причиняющее — это зона. И зона опасная.

Правильно определять берега дозволенного, черту, заступ за которую чреват, и есть наш профессионализм. Выхватим несколько случаев. Хотя их столько, что не навыхватываешься. Как не старайся. Вот, например. В те времена, когда тупик Правосудия (в смысле — дальше некуда. Практически) проходил по площади Куйбышева, был автор свидетелем таких событий.

Некий адвокат докладывал надзорную жалобу (дверь в предбанник была приоткрыта) и было слышно, что Верховного Суда член доводы не поддержал. Адвокат стал горячиться повторно. А на третьем круге, потеряв терпение, вызвали конвой. Пока адвоката выносили на воздух, он все кричал, что ему явилась Истина и он должен внедрить ее в жизнь. И только он счастливый ее обладатель, а все остальные истины и не истины вовсе.

Он, наверное, думал, что его вносят прямо в мученики-страдальцы за правое дело. А я думаю, что нет. Никакой он не мученик, не страдалец. Может ему и установят бюст в галерее, но она будет плохо называться. Хотя и утешительно, что стоять не в одиночку, а в многочислии засиженных мухами таких же бюстов-картин.

С истиной вопрос не простой. «Да, Вы правы, но возможен и обратный вариант» - для тех, кто об этом не думает… Много тех, кто сам для себя судья. Много и истин. Но кто-то же должен подводить итог. Уже и не юристы потянулись провозглашать... Потому что сами по себе. Государству нужно торопиться становиться правовым, чтобы снять налет и сомнения. И застолбить монопольное место на истину. И чтобы это было признано не только самим государством, но и живущими в нем. Нельзя же все время этим местом считать «лобное место». Красота в разнообразии. И чем к красоте ближе, тем от «лобного места» дальше. И это приятно. Разрешите отойти.

Женщина из цветного металла с мечом и весами должна быть вне подозрений. Как жена Цезаря. И утверждать непрерывно свою непорочность. А сейчас ее залапанное сальными пальцами нержавеющее тело вызывает большие сомнения. И порождает множественность истин. Так не должно быть. Количество истин может быть сокращено только авторитетом женщины из цветного металла.

Непрофессионализм — самый страшный разрушитель профессии. Так и хотелось тогда сказать в облицованном белым мрамором предбаннике: коллега, может быть выучиться правильно излагать и строить, убеждать-аргументировать и прочая и прочая. Для следующего раза. Наконец, заглянуть в Законы. Тоже, говорят, помогает. Можно, конечно, по нынешним временам скататься в Страсбург и поведать там, что так мол и так. Законов я не знаю. Вести себя не умею. Но войдите в положение. Может и войдут.

А то, что так на себе безжалостно рвать рубаху, да расчесывать прыщи. Не напасешься ни рубах, ни прыщей. Хотя как сказать, звон-треск тоже могут чего стоить. Знаем-знаем. На этой ниве-методе профессионалы попадаются будь здоров.

А с другой стороны у медали «за профессионализм», ну той, на которой рвут рубахи, что происходит?. Тоже любопытные истории встречаются.

Сейчас тупик переместили на Поварскую улицу. Вот там наши со столичной регистрацией отрываются. Вот это профессионализм, так профессионализм. Говорят: столица, столица! Да что столица? Сходите на Поварскую улицу в апелляционный «базарный» день. И услышите. Некоторые аж целую минуту перечисляют без запинки номера статей процессуальных, завершая — «Поддерживаю и прошу». И все! «Время уважай!». Они и уважают. Без благодарности никто не ушел.

В нашей местности тоже есть такая улица и тоже есть апелляционный «базарный» день. И тоже там эти чудеса на расстоянии вытянутой руки. Но столичная маститость не позволила отодвинуть. Твердый шаг, зычный голос, неколебимая решительность при перечислении. Глубокое понимание того — кто главный и чего хочет. Все при галстуках и трезвые. В костюмах хорошего покроя. Требования к одежде этического кодекса соблюдено неукоснительно. Одно слово — столица. Пропустим. Наши подождут.

Эта зона, конечно, для тех, кто ее самостоятельно выбрал. Но все равно зона. Хотя, для кого зона, а для кого поляна. Нам знакомы многие, кто не согласится ее топтать. Независимо от указаний в кодексе о равном подходе хоть за гонорар, хоть за бюджет. По собственному разумению о профессиональных приличиях. Но есть и другие. Сходите. Убедитесь.

Сходили? Ну и как, понравилось? Густо унавоженная почва этой зоны манит к себе неудержимо. Да и как удержаться. Стандартов нет. Критериев нет. Как не полюбить эту мутную воду за возможность в любой аудитории заявить: А я эту добросовестность и квалифицированность так и понимаю. Минута и ни секундой больше. Обращение к здравому смыслу в споре между заказчиком и потребителем малонадежно по той же самой причине множественности этих здравых смыслов. Кто в этих историях пострадал. Ну, доверитель, — само собой. А разве адвокат, опускающий себя ниже плинтуса перечислением, победитель? Он что — герой? На коне?

Нет критериев и стандартов — мы всегда правы. По нашему внутреннему убеждению. За этот лозунг мы держимся зубами. И эти зубы не разжать сегодня. Но если нам поменяют лозунг, что делать будем, братья. Введут эти самые стандарты и критерии. Какое применение найдем зубам?

Но вот все соблюдено. Взвешено. Осторожно. А беда вломилась. 

Коллеги, ведущие переговоры! Услышьте глас! Пока он еще не в пустыне. Вы ходите по острию ножа. Услышьте предостережение ошарашенного автора. Остерегитесь. Как только кому-то понадобится, каждое Ваше слово записанное (на диктофон) и особенно не записанное будет тщательно препарировано, извращено и скомкано. Каждое ваше слово будет пропущено через переваривающий тракт «противного» собеседника и будет в таком виде вывалено на судейский стол. И там его …нет, не съедят. Схавают. Между людьми это едой не считается. Но чем выше коммерческий накал проблемы, тем решительнее в еду доказательства попадают отбросы и отходы.

И не Вы при этом будете мишенью в чьей-то злой игре. А кто-то другой. И чтобы добраться до этого «кого-то другого» нужны будете Вы. Как условие. Как передаточное звено. И перешагнут Вас. И не перекрестятся. Они не «форточники» или «мокрушники». Они — бесы.

И, Вы, осторожный и осмотрительный по жизни. Тщательно подбирающий и взвешивающий слова и выражения, не произнесший ни одного бранного слова за всю свою жизнь, предстанете перед столом, на котором «хавают», злобным вымогателем.

И услышите Вы «Именем…» И увидите Вы из зарешеченного окошка: «Запретная зона! Стреляют без предупреждения», ибо в Вашем случае оценка доказательств ушла в «обратный вариант». И Вы — квалифицированный юрист, знаток всех отраслей и Римских прав, уже обречены зачерпнуть полной горстью народную мудрость по Закон и про Дышло.

Это не анекдот. Это — жизнь реальная. Реальней не бывает.

И этот приговор тоже обязывает нас считать его за истину. Но как хочется закричать. Пусть даже выволокут на воздух. И снова кричать и как на аргумент показывать на засаленное тело металлической женщины. И получить за это. И снова кричать. Что это не истина, а расправа. И снова получить. И быть обозванным. Но кричать, пока не докричишься. Не докричишься до имеющих уши, что не может быть преступлением часть профессии. Пока встретить имеющего уши не получилось. В чем вина? — Не того защищал.

Участвуя в переговорах, мы убеждаем другую сторону к принятию условий, выгодных нашему доверителю и, значит, как правило, не выгодных для другой стороны. Это суть защиты интересов доверителя. И нас нельзя судить за то, что у одного это сегодня хорошо получилось. А у представителя другой стороны — не очень. Но судят! И получается, профессиональный успех — условие осуждения. А мы с чего начали? Свое повествование. Что когда-то давно, почти 80 лет назад адвокат в разорванной рубахе, избитый, в подвале, босиком, в крови тоже пытался объяснить в чем его профессия заключается. На спираль этот поворот не тянет. Неужели — круг. И опять над ним висеть. Распятым.

Хотя может еще и не вечер.

Но, продолжим. 

В зоне риска не только адвокат-человек, но и человек-адвокат. Ничто человеческое (в смысле нашим коллегам-братьям) не чуждо. Ох, не чуждо. Не случайно отцы-учредители в Кодексе нашем не обошли правила «уважать права, честь и достоинство коллег…». А как обойти. Даже основоположник наш. И тот только, прикоснувшись к профессии мимолетом, сразу понял — «эта интеллегентская сволочь часто паскудничает», писывал он в письмах к боевым товарищам по партии, вознуждавшихся в защитниках-адвокатах. Трудно возразить основоположнику, сколько бы мы не гордились нашим прошлым, да и настоящим. Сколько бы не стучали мы в нашу героическую грудь. (Не будем придираться к поводу. Нас интересует только колоритные существительное и глагол)

Но я возразить пытался. Даже воздуху набрал и собрался вскричать: какое паскудничество?! Какие сволочи?! Вы что? Как могли такое подумать? А вот те на. Они совсем рядом. Идут сердешные, перешептываются-переглядываются. Подхихикивая-пританцовывая.

Многим ведь приходилось участвовать в многоэпизодных, многотомных и многофигурантных делах, куда стекается много наших. Всяких и разных. Такого насмотришься-наслушаешься. Не примечали вы в этом многообразии двойку-тройку беззубых старушек от Владимира Семеновича. Тех, которые как мухи. Разносят по умам. Почтальоны. Прыгающие по кочкам очередной нашей зоны риска. От коллег к коллегам, от доверителя к доверителю. Со сплетнями и слухами. Шепчут, навязывают, интригуют, натравливают. Врут в основном. Про коллег, про перспективу. То хорошую, то плохую в зависимости от обстоятельств. Про свое вселенское значение. Это не только любительский спорт. Хватающиеся за соломинку поверят любому бреду. И какие возможности открываются у вечнозеленых персонажей великого поэта.. Жжж-ззз. Обсидят чье-то доброе имя и дальше. В высокий полет.

Все это понятно и даже для наблюдателей в небольших дозах терпимо, а иногда и просто весело. Но трагедия в том, что облитый и оболганный не имеет методов что-нибудь противопоставить. Этот несчастный не может в ответ даже что-нибудь из общеизвестного написать на заборе. Мелом. Он так и будет стоять с повисшим в глазах вопросом: За что? Доброе имя потому и доброе, что с мухами-старушками и их методами несовместимо. Но что это он все стоит и стоит, бедолага. Подставим плечо жертве паскудства от «братьев» по цеху?

Ступишь шаг в сторону и пропал. Только буль-буль. И нет тебя. Как от пули. Одни слухи через старушек беззубых.

Но ведь зачем-то ведь они создаются. Может быть они несут в себе функцию, тайную, скрытую от человека обыкновенного. Так же как их аллегории жужжат с одной навозной кучи на другую. Зачем? Понятно только специалистам. Так и мы не можем отгадать истинное назначение. Не специалисты. Темные мы в этих вопросах. Но думать будем.

Так что, все-таки, запишем «паскудничество» коллег в зону риска? Я — записал. Записал и что? А ничего. Это явление существует вне нашего сознания. Объективно. И главное — вечно. В отличие от нас. Но это не зависть.

Да, завидовать тут нечему. А вечные потому, что это явление уходит своими корнями глубоко-глубоко в человеческую природу. И как-то так устроилось, что у одного эти корни дают пышный цвет, застилая собой все остальное человеческое. Оставляя на самом видном место это самое «паскудство». А у других, наоборот, все человеческое не дает цвести этому поганому цвету. И у них это «паскудство» никак не проявляется. Это и есть «доброе имя».

Это явление не имеет пола, вероисповедания, территории, национальности, образования, семейного положения. Не зависит от прежних судимости и членства в партийных и общественных организациях. Оно всеобъемлюще. Бороться с ним бесперспективно. Его надо вычислять. А вычисливши — отмечать. Чтобы не наступить в другой раз. Не можем же мы бороться с человеческой природой. Пусть даже как с недоразумением. Смеяться над блуждающими глазами и нашептыванием тоже может не получиться. А если последствия наступили, то вообще не до смеха.

Если со слухами-мухами завидовать ничему, то в следующей зоне смеяться не над чем.

ОРД. Расшифровывать не стану. Чтобы никто не догадался. Что это за операция и кто тут раскинул ласковые сети?

В этой зоне все спокойненько. Как на кладбище. Только прошелестит что-то. Стукнет. Щелкнет. Посмотрит пристально. Скрипнет дверью. Пробьется лучик, захлопнется дверь. Исчезнет лучик. И опять — тишина. Потом снова. Шелест. Стук. Лучик. Дверь. Скрип. Стук. Шелест. Тишина. Работают люди. Присмотритесь, одно неосторожное движение и вы уже чужой. Среди своих. А с чужими наоборот.

Но вот что интересно. Почему существует такое противоречие. Государству важно, чтобы в нем были общественные институты, свободные от участия в них осведомителей. Этим оно гордится, утверждая, что оно не тоталитарное. Что есть в нем уголки, где человек, даже заблудший и накосорезивший непомерно может без опаски изложить. Адвокату. Священнику.

Может быть у заблудшего это начало пути. В обратную сторону. И государство издает законы об этом. И гарантирует. И поддерживает.  Но, с другой стороны, «стоящие у трона» (в этой его части) заинтересованы в обратном. Для них это важно для решения какого-то частного случая иметь дополнительную возможность. Через нас. Противоречия налицо.

И что мы выберем, коллеги. Всеобщий интерес государства, в котором мы живем-можем. Или интерес должностного лица, решающего какую-то задачу? Неужели трудно ответить на этот вопрос.

Для тех, кто перешагнул через Конституцию, пренебрег запретами государства, забыл про честь профессии, адвокатские традиции, кто осмелился тайно преодолеть запрет этического кодекса (ну не явно же) знают, что они при любом раскладе останутся жертвой. Жертвы ведь разные бывают. Податься в жертвы добровольно — это мазохизм. Но это уже медицинский вопрос. Это — к Гиппократу. Мы уже ничем помочь не можем. Ну, вот — стучат.

И за «базаром» следить надо. Не любит нас государство? Оно же написало Конституцию, а в ней про юридическую помощь. Я сам читал. Поэтому уточним. Нас не любит не государство, а «стоящие у трона» его. Это им почему-то нас то мало, то много. То мы такие, то сякие. К тому же испортили нам всю монопольную обедню. Недавно. А с государством у нас отношения нормальные. Ему без нас — тоже никак. Ждем когда оно окончательно поправовеет, а мы оквалифицируемся. Для нормальной жизни. Но до того, и до другого достаточно времени.

А со «стоящими у трона» ничего не поделать. Ни у нас, ни где-нибудь еще. Они — противная сторона. Не в смысле «противная» а в смысле — напротив. И пока государство будет правовым. Ну даже правовым почти. Или даже только стремиться к этому, мы будем со «стоящими»: стенка на стенку. Героически. На грани дозволенного, но воевать. А передумает государство быть правовым — опять они нас в допросную: «Почему кулаков защищаешь, сукин сын?». Так и живем, вспоминая и надеясь.

Идем как по минному полю с колокольчиком. То государство замахнется, то из прорезей кто-то прицелится, то клиент-доверитель настучит-науськает. Да и от своих подлецов-негодяев спастись не просто. Но идем и не из-за денег же. Или точнее: не только. Любим мы ее профессию нашу. И любить будем.

А зоны. Что зоны, где их не бывает. Главное ведь не в наличии зон, а в способности их преодолевать. И кто у нас эти способности отнимет. Пусть попробует. И к прошлому будем сопротивляться, и со старушками разберемся, и с хамом-обыкновенным, и чтение номеров статей не будем выдавать за работу, и в «солдаты» не пойдем, и традиций не забудем. Жить будем, уважая себя и других.

С уважением

Адвокат Николай Изюров, заслуженный юрист РФ,

Вице-Президент Адвокатской палаты Свердловской области