Маджаров Р.В. Приостановление предварительного расследования: история, современность, перспективы // Сацыяльна-эканамнныя iправавыя даследаваннi. Навукова-практычны i iнфармацыйна-метадычны часопiс. 2011. № 2. С. 121-135. 

 Р. В. Маджаров

ПРИОСТАНОВЛЕНИЕ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО РАССЛЕДОВАНИЯ:
ИСТОРИЯ, СОВРЕМЕННОСТЬ, ПЕРСПЕКТИВЫ

Приостановление предварительного расследования (далее -ППР) как правовое явление (процессуальное решение, этап, правовой институт) в отечественном уголовном процессе возникло в период нахождения белорусских земель в составе Российской империи, в 1864 г. с принятием Устава уголовного судопроизводства (далее УУС). Его сущность законодатель определял как временный перерыв в работе следователя по уголовному делу. В соответствии со ст. 510, 518, 523, 524 и 529 УУС решение об объявлении перерыва принималось судом на основании ходатайства (постановления) следователя и заключения прокурора. Основаниями для приостановления расследования являлись два обстоятельства: неустановление местонахождения обвиняемого и необходимость разрешения преюдициальных вопросов гражданского права. Данные обстоятельства объединялись такими признаками, как объективность (то есть независимость от воли и желания следователя), преодолимость (иначе временность) и связь с личностью обвиняемого или лица, подлежащего привлечению в качестве такового1. Устранение этих препятствий к окончанию расследования не входило в компетенцию судебного следователя.
Со времени судебной реформы 1864 г. прошло более 145 лет, поэтому сущность ППР, основания и порядок его объявления существенно изменились. В сегодняшнем уголовном процессе Беларуси под приостановлением расследования уже
понимается перерыв лишь в процессуальной деятельности следователя при продолжении им непроцессуальной работы по делу2. При этом законодателем право приостановления расследования делегировано следователю (дознавателю) и существенно расширен перечень оснований объявления перерыва в производстве по делу. Он стал включать в себя 9 обстоятельств, которые закреплены в 6 пунктах ч. 1 ст. 246 принятого в 1999 г. УПК. К ним относятся следующие: 1) неустановление лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого (п. 1); 2) сокрытие обвиняемого от органа уголовного преследования; 3) неустановление его местонахождения по иным причинам (п. 2); 4) отсутствие реальной возможности участия обвиняемого, чье местонахождение известно, в производстве по уголовному делу в связи с рассмотрением вопроса о его выдаче иностранным государством; 5) отсутствие реальной возможности участия обвиняемого в связи с невозможностью по объективным причинам прибыть к месту производства предварительного расследования (п. 3); 6) наличие у обвиняемого временного психического расстройства; 7) наличие у обвиняемого иного заболевания, препятствующего его участию в производстве процессуальных действий (п. 4); 8) невозможность производства следственных действий, без которых не может быть принято решение об окончании предварительного расследования (п. 5); 9) необнаружение безвестно исчезнувшего лица (п. 6). Из приведенного перечня видно, что законодатель перестал связывать возможность приостановления расследования исключительно с личностью лица, привлекаемого к уголовной ответственности.
Таким образом, первоначальное содержание института ППР к настоящему времени кардинально трансформировалось. И если такое изменение, как введение п. 6 ч. 1 ст. 246 УПК, вызвано закреплением в законе в качестве основания возбуждения уголовного дела безвестного исчезновения лица (ч. 2 ст. 167 УПК), то причины остальных новшеств менее очевидны. С учетом того, что в настоящее время решение о ППР принимается практически по каждому второму делу, механизмы, приведшие к этим изменениям, представляют существенный интерес. К сожалению, в работах ученых-правоведов (В.М. Быкова, В. Д. Ломовского, Е. К. Черкасовой, А. С. Шагиняна и др.) больше внимания уделено перечислению всех изменений, нежели причин, к ним приведшим. Последнее и обусловливает необходимость рассмотрения обстоятельств, связанных с трансформацией института ППР.
Итак, первые законодательные изменения в нормы института ППР были внесены с принятием УПК РСФСР 1922 г. и 1923 г. и УПК БССР 1923 г. Сутью новшеств стало следующее: 1) исключение необходимости приостановления производства по делу в связи с разрешением преюдициальных вопросов гражданского права; 2) закрепление в качестве причины объявления перерыва в расследовании такого обстоятельства, как «болезненное расстройство душевной деятельности, возникшее после совершения преступления» (ст. 199-205 УПК РСФСР 1922 г., ст. 196-201 УПК РСФСР и УПК БССР
1923 г.); 3) фактическое исключение прокурора из числа субъектов принятия решения о ППР. Первое из приведенных изменений связано с упразднением деления окружных судов на отделения гражданских и уголовных дел, что позволило судьям в рамках разрешения уголовного дела рассматривать и оценивать гражданско-правовые отношения, связанные с событием преступления. Второе и третье нововведение взаимосвязаны: видится, что именно изменение порядка приостановления расследования привело к включению психического заболевания обвиняемого в перечень оснований ППР. Так, в период действия УУС 1864 г. перерыв в производстве по делу в связи с расстройством душевной деятельности обвиняемого объявлялся лишь в ходе судебного производства. Установление же на предварительном следствии факта наличия (или предположение о наличии) у обвиняемого психического заболевания только возлагало на следователя обязанность провести медицинское освидетельствование последнего, но не препятствовало завершению расследования обычным порядком, т. е. путем передачи дела прокурору для направления в суд. В суде проводилось повторное освидетельствование обвиняемого, по результатам которого дело либо прекращалось, либо приостанавливалось. В последнем случае после выздоровления обвиняемого дело возвращалось прокурору для составления обвинительного акта. Это действие (как и составление представляемого суду заключения о приостановлении или прекращении дела) выполнялось прокурором на стадии предания суду. На стадию предварительного следствия дело не возвращалось (раздел III УУС)3.
Исключение советским законодателем прокурора из числа субъектов, принимающих участие в приостановлении расследования (следователь для приостановления расследования стал передавать дело в суд напрямую, лишь уведомляя прокурора о принятом решении), привело к тому, что после выздоровления обвиняемого дело должно было быть передано судом обратно следователю, т. е. на стадию предварительного расследования. При этом сама деятельность суда по приостановлению расследования стала аналогичной утверждению решения подчиненного начальником. Поэтому логичным является включение психического заболевания обвиняемого, ставшего основанием приостановления судебного производства, в перечень оснований ППР.
Дальнейшие изменения норм института ППР связаны с принятием ВЦИК и СНК РСФСР постановления о внесении изменений в УПК от 20 октября 1929 г. Согласно ему глава XVII УПК РСФСР (1923 г.), называвшаяся «Окончание предварительного следствия», была представлена в редакции «Приостановление и окончание предварительного следствия». В ст. 202 данной главы законодатель закрепил, что предварительное расследование приостанавливается в случае «неизвестности пребывания подследственного» и «его психического расстройства или иного удостоверенного врачом, состоящим на государственной службе, тяжелого болезненного состояния». Таким образом, впервые на законодательном уровне в качестве основания ППР стало рассматриваться не только психическое, но и иное «тяжелое» расстройство здоровья. Аналогичные изменения в УПК БССР внесены не были. Однако существовавшая практика отработки тех или иных нововведений сначала в РСФСР, а затем унификация в соответствии с ними национального законодательства и судебно-следственной практики союзных республик позволяет утверждать, что это же обстоятельство применялось в качестве оснований ППР и в нашей стране.
Причины закрепления нового основания объявления перерыва в расследовании вызваны, как представляется, ограничением советским законодателем сроков расследования. Так, по УУС 1864 г. судебный следователь мог, если считал целесообразным, осуществлять производство по делу в пределах срока давности привлечения лица к уголовной ответственности. Поэтому причин рассматривать болезнь лица в качестве фактора, требующего принятия какого-либо процессуального решения о движении дела, у него не было. Закон предоставлял следователю право, «соображаясь с большею или меньшею важностью дела», либо просто выждать, когда обвиняемый выздоровеет, либо выбыть для проведения процессуальных действий по месту нахождения обвиняемого (ст. 397). В то время как УПК РСФСР 1922 г. (ст. 107, 119) и УПК РСФСР, УПК БССР 1923 г. (ст. 105,116) ограничили срок предварительного расследования. Для дознания он составил 1 месяц с момента возбуждения дела (срок этот не продлевался), а для предварительного следствия - 2 месяца с момента «объявления подозреваемому лицу постановления о привлечении его в качестве обвиняемого». Одновременно устанавливался механизм продления срока следствия: он мог быть продлен самим следователем с уведомлением прокурора о «причинах, задерживающих окончание следствия», что можно назвать «мягким» способом ограничения сроков производства по уголовному делу. Итогом такого решения законодателя стала необходимость для следователя каким-либо образом реагировать на заболевание обвиняемого, которое не позволяло провести с ним процессуальные действия и в результате своевременно окончить производство по делу. Поскольку данному препятствию были свойственны те же признаки, что и основаниям ППР (объективность, временность, связь с личностью обвиняемого), то законодатель связал его наступление с возможностью объявления перерыва в производстве по делу.
В 1928-1930 гг. также изменился порядок приостановления производства по делу: это право перешло вначале к прокурору5, а затем и к самому следователю (дознавателю)4. Право приостановления расследования сохраняется за следователем (дознавателем) и в настоящее время.
Причины первого изменения (передачи прокурору права приостанавливать расследование) очевидны: к концу 20-х годов XX в. в Советском Союзе устанавливается авторитарный политико-правовой режим. Законодательство (в том числе уголовное и уголовно-процессуальное) и органы управления полностью ориентируются на обеспечение устойчивости функционирования данной системы государственной власти6. В результате усиливается роль прокурорского надзора, что в конце 20-х годов привело к полному процессуальному и административному подчинению следователей прокурорам. По сути, следователи из самостоятельной процессуальной фигуры превращаются в «агентов прокурора»7. В этом контексте естественна и передача прокурору от суда права приостановления расследования.
Последующее наделение следователя и дознавателя правом самостоятельного приостановления расследования как бы противоречит указанному подходу законодателя, но, по сути, это результат (хоть и побочный) все тех же политических и социальных процессов, происходящих в стране. Как отмечает А. Ф. Вишневский, переход в 1929 г. от экономических методов управления народным хозяйством к административно-командным рычагам явился «важнейшим условием и причиной (прежде всего экономической) политических репрессий»8, которые возрастают в том же 1929 г.9 и очень быстро приобретают массовый характер.
Для эффективности карательной политики требовалось сокращение сроков расследования и судебного производства. С 1929 г. в РСФСР сроки следствия сокращаются до 2 месяцев с момента возбуждения дела (в УПК БССР подобное ограничение было введено в 1934 г.). Одновременно следователи соответствующими постановлениями ЦИК РСФСР и союзных республик лишаются права самостоятельно продлевать сроки расследования. Теперь данное решение стало санкционироваться прокурорами области10 (до 3 месяцев) и республики (свыше 3 месяцев). С усилением репрессий в 30-е годы по так называемым контрреволюционным и другим преступлениям, где так или иначе затрагивались интересы государства, сроки расследования сокращаются до 10 и даже 3-5 дней11. В результате ускорение расследования становится средством реализации карательной уголовной политики государства. Следствием ускорения расследования и возбуждения большого количества уголовных дел стало распространение упрощенчества в процессуальной деятельности12. Как отмечал Н. Лаговиер, встречались факты, когда в суд направлялись дела не только без предъявления обвинения, но даже без вынесения постановления о возбуждении уголовного дела13. Но и это не позволило обеспечить окончание производства по всем уголовным делам в требуемые сроки. Не случайно в БССР для расследования уголовных дел делегировались сотрудники из других республик, с которыми при этом не всегда удавалось организовать проведение занятий по изучению национальных УК и УПК14.
Понятно, что невозможность осуществления производства в установленные сроки вызывала объективную необходимость получения отсрочки на его завершение. Однако обращение к прокурору с ходатайством о продлении срока расследования в то время являлось нецелесообразным, поскольку данное решение следователя рассматривалось контролирующими и надзирающими органами не иначе как волокита15. Как недобросовестное затягивание дела могло быть расценено и расследование преступлении в течение установленных законом 2 месяцев16. Оценка темпов работы (в т.ч. расследования) как «волокита» в рассматриваемый период влекла применение мер не только дисциплинарной, но и уголовной ответственности17. При этом, нужно отметить, что дисциплинарная ответственность за волокиту была предусмотрена не только ведомственными актами, но и нормами Уголовного кодекса (ст. 195 и 213 УК БССР 1928 г.). Распространенной мерой воздействия на сотрудников НКВД (орган дознания) являлся арест с исполнением служебных обязанностей или с освобождением от них. Уголовное же наказание за волокиту в зависимости от инкриминируемых лицу целей бездействия или халатного отношения к исполнению обязанностей могло повлечь не только лишение свободы, но даже смертную казнь (ст. 75 и 196 УК БССР).
В таких условиях у следствия (дознания) при невозможности своевременного окончания расследования было два выхода: либо оставить дело без принятия решения, либо приостановить расследование, в том числе и по непредусмотренным в законе основаниям. Последний вариант действий, на наш взгляд, являлся более предпочтительным, поскольку создавал видимость законности действий следователя (дознавателя) и при этом не требовал обращения к вышестоящему прокурору. Такой способ получения отсрочки окончания расследования действительно применялся на практике. Так, в приказах Прокурора СССР и юридической литературе отмечались случаи приостановления расследования в связи с неполучением ответа на запрос или отдельное требование следователя, с проведением ревизии, выбытием лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого, «в служебную командировку на длительный срок», проведением стационарной психиатрической экспертизы. Скрывались факты волокиты и нерасследования дел также путем их приостановления в связи с неизвестностью местопребывания обвиняемого18.
Естественно, что использование ППР как замаскированного продления сроков расследования не соответствовало требованиям закона. Поэтому в условиях строгого наказания за волокиту прокурорам было выгодно дистанцироваться от принятия данного решения, что и представляется наиболее вероятной причиной наделения следователя (дознавателя) правом самостоятельно приостанавливать расследование. Способствовал снятию ответственности с прокуроров за правомерность ППР и тот факт, что основная масса уголовных дел, начиная с осени 1929 г., стала расследоваться не следователями прокуратуры, а органами дознания, которые не были ей административно подчинены19.
Существовали также и определенные формы ведомственного контроля, в то время как: а) дистанцирование прокуроров от принятия решения о приостановлении производства по делу содействовало развитию практики применения норм института ППР как альтернативы продлению срока расследования; б) распространение такой практики уже не позволяло следователям рассматривать ППР в качестве решения о завершении ими своей работы по делу, тем более что прокурор в рамках надзора мог проверить законность принятого решения. Эти обстоятельства вынуждали следователя (дознавателя) после объявления перерыва в производстве по делу принимать меры к устранению обстоятельств, препятствующих движению дела, т. е. «дорасследовать» его. Предоставить следователю (дознавателю) такую возможность могло только наличие у него после ППР уголовного дела. С одной стороны, это обеспечивало сосредоточение всех сведений об обстоятельствах, повлекших приостановление расследования и подлежащих устранению в целях его окончания. С другой стороны, предоставляло следователю (дознавателю) запас времени на устранение допущенных в ходе следствия пробелов.
Подход законодателя к следствию как к сугубо процессуальной деятельности, аналогичной деятельности суда на судебных стадиях процесса, и к ППР как к перерыву в работе следователя не допускал возможности реализации указанных интересов следователя. Однако в том, чтобы деятельность следователя выходила за рамки следственного производства, были заинтересованы органы дознания и прокуратуры. Это вытекает из того, что в советских республиках самостоятельная фигура судебного следователя превратилась в следователя, подчиненного органу обвинения - прокурору, а дознавателя - в следователя, подчиненного органу дознания. В итоге, во-первых, одними и теми же органами (должностными лицами) стали исполняться функции дознания, обвинения и расследования. Во-вторых, были созданы правовые предпосылки к возложению на следователя (дознавателя) задач, свойственных данным органам, в том числе сугубо розыскных задач (в частности поиска и поимки обвиняемого, чье местонахождение неизвестно), решение которых априори не может быть ограничено рамками следственного производства. И, в-третьих, сама функция следователя трансформировалась из следственной (юстиционной) в прокурорско-дознавательскую20.
Таким образом, в начале 30-х годов сложилась такая ситуация, когда, с одной стороны, следователь был заинтересован в возможности осуществления деятельности после ППР, а с другой - подчинение следователя органу дознания и обвинения предполагало возложение на него обязанности осуществлять розыскную, т. е. непроцессуальную, деятельность. Не случайно в руководстве для органов расследования, изданном в 1935 г. под редакцией наркома юстиции РСФСР Н.В. Крыленко, обращается внимание на необходимость хранения у следователя уголовного дела после приостановления по нему производства21, что, по сути, является признанием сложившейся ситуации органами власти и управления. Также это подтверждено в приказе Прокурора СССР № 28/3 (1939 г.), где говорится о том, что следователь по приостановленному делу должен принимать активные меры по устранению препятствующих производству по делу обстоятельств, в том числе розыск скрывшегося обвиняемого, а уголовное дело до сдачи его в архив следственной части (прокуратуры) должно находится у следователя.
Необходимость исполнения подзаконных актов привела к тому, что к концу 30-х годов XX в. уголовно-процессуальное законодательство и практика его реализации в части назначения ППР вступили в противоречие. Оно заключалось в том, что по закону (УПК РСФСР, УПК БССР) работа следователя по делу с приостановлением расследования прекращалась, тогда как подзаконными актами ему предписывалось принимать необходимые меры для устранения причин перерыва в производстве по делу.
Следующие законодательные изменения в регулировании отношений, связанных с ППР, произошли в 1960 г., когда был принят новый УПК БССР, который содержал специальную главу «Приостановление предварительного следствия». Нормы данной главы (ст. 194 УПК) не только закрепили введенные за три десятилетия до этого в УПК РСФСР основания ППР (п. 1 и 2 ч. 1 ст. 194 УПК БССР), но и дополнили их еще одним. Им стало «неустановление лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого» (п. 3 ч. 1 ст. 194 УПК), которое ранее (по УУС и УПК 1922-1923 гг.) являлось основанием прекращения производства по делу.
В новом УПК изменился и подход к сущности ППР. Так, хотя по смыслу ст. 197 УПК с приостановлением предварительного расследования прекращалось проведение следственных действий, ч. 1 ст. 195 и ст. 196 УПК требовали от следователя после приостановления производства по делу принимать «как непосредственно, так и через органы дознания меры к установлению лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого», и к розыску обвиняемого, чье местонахождение не установлено. В этой связи ППР стало рассматриваться как вызванный неустановлением обвиняемого или невозможностью его участия в деле по указанным в законе причинам перерыв в проведении следственных (процессуальных22) действий и течении процессуальных сроков при сохранении активной позиции следователя по делу23.
Для таких кардинальных изменений института ППР должны были быть серьезные основания. Можно согласиться с мнением Л. М. Репкина и К. Д. Шатило о том, что основной причиной нововведений стало закрепление в ст. 2 Основ уголовного судопроизводства СССР и УПК республик идеи реализации ленинского требования неотвратимости уголовного наказания за совершение преступления24. Поэтому для достижения указанной цели действительно необходимо было отказаться от прекращения производства по делу в связи с неустановлением виновного лица. Но для обеспечения неотвратимости наказания было бы логично в данном случае вообще отказаться от ППР, на что и указывали отдельные ученые25. Однако законодатель предпочел изменить содержание и сущность института ППР, в чем усматривается прямое влияние наработок правоприменительной практики 30-х годов XX в.
Воспринял УПК БССР 1960 г. и установленный в 30-х годах XX в. механизм ограничения и продления сроков расследования (ст. 140). Одновременно контролирующие и надзирающие органы сохранили негативное отношение к несоблюдению сроков расследования. Так, анализ архивных материалов свидетельствует, что факты продления сроков расследования рассматривались как нарушение социалистической законности, высказывались требования об устранении данного недостатка26. Подобное сочетание предписаний закона и подзаконных актов в части обеспечения быстрых темпов расследования в 30-х годах XX в. являлось фактором, стимулирующим следователя (дознавателя) к использованию ППР в качестве альтернативы продлению срока производства по деду. И, как видно, введение в 1960 г. новых УПК БССР и РСФСР не привело к его устранению. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в работе органов уголовного преследования не только сохранилась, но и получила свое дальнейшее развитие практика приостановления расследования по непредусмотренным законом основаниям. Такие факты приводятся в работах Л. М. Репкина, Н. В. Жогина, Ф. Н. Фаткуллина, К. Д. Шатило, И. М. Гуткина, П. С. Элькинд и других ученых. Можно утверждать, что в деятельности следственных органов это были не единичные случаи, а сложившаяся система. Так, например, как показывает проведенный А. С. Шагиняном в 90-х годах опрос сотрудников следствия ОВД и прокуратуры, большинство из них использовало ППР в качестве альтернативы продлению сроков расследования27.
Таким образом, к 90-м годам прошлого столетия в деятельности органов расследования сложилась устойчивая практика использования ППР для отсрочки завершения расследования. Изменить ситуацию могло бы упрощение процедуры продления сроков расследования и либерализация отношения контролирующих и надзирающих органов к фактам незавершения производства по делу в течение ординарного срока. Однако белорусский законодатель поступил по-другому: в новом УПК 1999 г. он, наоборот, расширил перечень оснований ППР, закрепив их в приведенных в начале статьи п. 3 и 5 ч. 1 ст. 246 данного кодекса. Тем самым была узаконена практика приостановления производства по делу в непредусмотренных УПК БССР 1960 г. случаях. И уже первые 2 года действия новелл (2001-2002 гг.) показали, насколько была распространена практика применения ППР в качестве отсрочки завершения расследования: ежегодно по обстоятельствам, ранее требовавшим продления срока производства по делу (п. 3 и 5 ч. 1 ст. 246 УПК), стало приостанавливаться не менее 1000 уголовных дел.
Вместе с тем решение законодателя о расширении фактически до усмотрения следователя оснований объявления перерыва в производстве по делу породило другую проблему: стерло различие между препятствиями к окончанию расследования, возникновение которых влечет продление срока расследования, и теми обстоятельствами, наступление которых позволяет приостановить расследование. Это, в свою очередь, привело к противопоставлению институтов ППР и продлению срока расследования, на что обратили внимание и сами правоприменители. Так, в ходе опроса следователей 9 из 35 подразделений предварительного расследования ОВД (около 26 %) показали, что в их отделах практикуется приостановление производства на срок до 10 дней, чтобы избежать процедуры его продления. Таким образом, к настоящему времени сущность ППР в уголовном процессе Беларуси перестала соответствовать его изначальному предназначению как перерыву в работе следователя. В качестве причин данной трансформации можно назвать следующие:
- подчинение следователя органам обвинения и дознания, что привело к частичному переносу на него их функций;
- закрепление в уголовно-процессуальном законодательстве в качестве задачи уголовного процесса требования об обеспечении неотвратимости уголовного наказания; выбранный законодателем еще в конце 20-х - начале 30-х годов XX в. способ ограничения времени производства по делу (установление сроков расследования и жесткого механизма их продления) в совокупности с постоянным негативным отношением контролирующих и надзирающих органов к фактам его несоблюдения;
- начавшаяся в 30-е годы и развившаяся в дальнейшем в деятельности органов расследования практика использования ППР для отсрочки окончания расследования, возникновению которой способствовала излишняя требовательность в совокупности с большим количеством дел, находящихся одновременно в производстве следователя (дознавателя);
- устранение суда и прокурора от процедуры принятия решения о ППР.
Рассматривая перспективы дальнейшего развития института ППР, необходимо отметить, что противопоставление его институту продления сроков расследования является недопустимым. Необходимо устранить причины, порождающие асинхронность правовых предписаний. В этой связи видится целесообразным восстановить в законодательстве существовавшие ранее:
1) подход, согласно которому основаниями ППР могут являться только те обстоятельства, которые связаны с невозможностью проведения процессуальных действий с обвиняемым (включая неустановление лица, подлежащего привлечению в качестве такового); 2) институт обязательного рассмотрения прокурорами в рамках самостоятельного производства решения следователя (дознавателя) о приостановлении расследования и его утверждения путем вынесения собственного постановления, обязательно смягчив способ ограничения сроков расследования.
Возможность и целесообразность возврата к изначальной сущности ППР как полного перерыва в работе следователя зависит от определения функций следователя в современном уголовном процессе и места органов расследования в системе правоохранительных органов.

Список использованных источников
1. Аб змене арт. арт. 442 i 454 Крымшальнага працэсуальнага Кодэкса БССР i аб дапауненш гэтага Кодэкса арт. арт. 96-6, 240-а i 381-а: пастанова ЦВК БССР, 5 снеж. 1934 г., № 247 // Збор законау i загадау Рабоча-Сялянскага Уралу БССР. -1934. -№49.-Паст. 247.
2. Архив МВД Республики Беларусь. - Фонд 50. - Оп. 5. - Д. 13.-Л. 260.
3. Балабанович, А. О приостановлении расследования за неизвест¬ностью местопребывания подследственного / А. Балабанович // Социалистическая законность.- 1939.- № 8.- С. 83-85.
4. Вишневский, А. Ф. Организация и деятельность милиции Бе¬ларуси. 1917-1940 гг.: историко-правовые аспекты.- Минск: Тесей, 2000.-224 с.
5. BiniHeycKi, А.Ф. Асабл^васщ пал1тыка-прававого рэжыму савецкай дзяржавы i яго вытою (1917-1953 гг.) / А. Ф. Вшшеусю. -Мшск: Тэсей, 2006.-328 с.
6. Гаврилов, А. К. Раскрытие преступлений на предварительном следствии: правовые и организационные вопросы / А. К. Гаври¬лов; М-во внутр. дел СССР, Высш. следств. школа. - Волгоград, 1976.-207 с.
7. Громов, В. У. Предварительное расследование в советском уголовном процессе: руководство для органов расследования и пособие для юрид. курсов / Под ред. Н.В. Крыленко.- 6-е изд.-М.: Сов. законодательство, 1935.-252 с.
8. Гуткин, И. М. Советский уголовный процесс: учебник для сред, юрид. школ / И. М. Гуткин, Л. А. Мариупольский, И. И. Шереметьев.-М.: Госюриздат, 1960.-319 с.
9. Данько, И. В. Приостановление и возобновление предвари¬тельного расследования: лекция / И. В. Данько; Академия МВД Республики Беларусь. - Минск, 2009.
10. Из истории ОВД / Сайт ГУВД Москвы [Электронный ресурс]. -Режим доступа: http://www.petrovka-38.org/page/6?i=83.- Дата доступа: 08.09.2010.
11. Карницкий, Д. А. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР: практическое пособие для работников юстиции и юридических курсов / Д. А. Карницкий, М. С. Строгович. - М.: Сов. законодательство, 15 тип. треста «Полиграфкнига», 1934.- 153 с.
12. Коврижных, Б. Н. Деятельность органов прокуратуры по делам о нераскрытых убийствах: автореф. дис.... канд. юрид. наук: 717 / Б.Н. Коврижных; Харьковский юрид. ин-т.- Харьков, 1969.-22 с.
13. Лаговиер, Н. Вредное упрощенчество в следственной и судебной работе / Н. Лаговиер // Советская юстиция.- 1934.- № 10.-С. 7-8.
14. Ломовский, В. Д. Вопросы приостановления производства по уголовному делу в советском уголовном процессе / В. Д. Ло¬мовский//Правоведение.- 1970.-№ 6.-С. 115-118.
15. Маджаров, Р. В. Становление института приостановления пред¬варительного расследования в досоветский период / Р. В. Маджаров // Вестник Академии МВД Республики Беларусь. - 2009. -№2 (18).-С. 37-41.
16. Мартинович, И. И. Развитие суда и уголовно-процессуальных форм судебной деятельности в Белорусской ССР (1917-1967 гг.): автореф. дисс.... д-ра юрид. наук: 715,710/ Мартинович И. И.; Белорус, гос. ун-т. - Минск, 1968.-31 с.
17. Настольная книга следователя / Прокуратура СССР. Метод, совет. - М.: Гос. изд. юрид. лит., 5-я тип. Главполиграфиздата в Свердловске, 1949.- 880 с.
18. Национальный архив РБ.-Фонд 750.-Оп. 1.-Д.691.-Л. 79-86.
19. Нечаева, В. А. Некоторые проблемы приостановления производства по уголовным делам в связи с невозможностью проведения следственных действий, без которых не может быть принято решение об окончании предварительного расследования /
B. А. Нечаева // Проблемы борьбы с преступностью и подготовки кадров для ОВД РБ. - Минск, 2008.
20. О задачах органов юстиции. Доклад т. Крыленко на межрайонном совещании работников юстиции с участием актива юстиции г. Уфы и представителей областных и городских организаций 22 марта 1934 г. // Советская юстиция. - 1934.- № 9.- С. 1-5.
21. О работе следственных отделов: Приказ Прокурора СССР от 2 апр. 1937 г. № 18/26 // Социалистическая законность.-1937.-№5.-С. 125-126.
22. О состоянии и мерах дальнейшего укрепления социалистиче¬ской законности в деятельности аппаратов предварительного следствия и дознания органов внутренних дел БССР: Приказ МВД БССР от 16 апр. 1977 г. // Архив МВД РБ. - Фонд 50.-Оп.2.-Д. 117.-Л. 270-277.
23. О сроках расследования: Циркуляр Прокурора СССР от 16 янв. 1939 г. № 18-5 // Социалистическая законность.- 1939.- C. 109-110.
24. Об изменении Положения о Судоустройстве РСФСР: постанов¬ление ВЦИК, СНК РСФСР, 3 сен. 1928 г. // Консультант Плюс. Технология 4000 [Электронный ресурс] / ООО «ЮрСпектр».-М., 2010.
25. Об изменениях в Уголовно-процессуальном кодексе: поста¬новление ЦИК и СНК БССР, 13 апр. 1929 № 72 // Збор законау и загадау Рабоча-Сялянскага Ураду БССР. - 1929 г.
26. Об изменениях Уголовно-процессуального кодекса РСФСР: постановление ВЦИК, СНК РСФСР, 20 окт. 1929 г. // СУ РСФСР - 1929.-№ 78.-Ст.756.
27. Об итогах работы следственных аппаратов МООП БССР за 1 квартал 1964 г.: Приказ МООП БССР от 20 мая 1964 г. // Архив МВД РБ.-Фонд 50.-Оп. 2.-Д. 72.-Л. 33-40.
28. Об итогах работы следственных аппаратов органов охраны об¬щественного порядка республики за 1964 г. и задачах на 1965 г.: Приказ МООП БССР от 20 фев. 1965 г. // Архив МВД РБ.-Фонд 50.- Оп. 2.- Д. 75.- Л. 227-235.
29. Пра зьмену падсуднасьщ грамадзянсих i крымшальных спрау i падсьледственнасьпд крымшальных спрау у зьвязку з л1квщацыяю акруг: пастанова ЦБК i СНК БССР, 5 вер. 1930 г. // Збор законау i загадау Рабоча-Сялянскага Ураду БССР. -1934. -№34.-Адцз. 1.-Паст. 218.
30. Приказ Прокурора СССР, 11 нояб. 1938 г. № 1689//Националь¬ный архив РБ. - Фонд 750. - On. 1. - Д. 691. - Л. 210.
31. Репкин, Л.М. Приостановление предварительного следствия: учеб. пособие /Л.М. Репкин; Высш. следств. школа МВД ССР. -Волгоград, 1971.- 127 с.
32. Сидорова, Е. В. Организация предварительного следствия в ор¬ганах уголовной юстиции советского государства, 1917-1941 гг.: историко-правовое исследование: автореф. дисс.... канд. юрид. наук: 12.00.01/Е.В. Сидорова; Московская акад. МВД РФ.-М., 2002.-24 с.
33. Случевский, В. К. Учебник русского уголовного процесса: в 2 ч./В.К. Случевский; под ред. В. А. Томсинова.-М.: Зерцало, 2008.- Ч. 2: Судопроизводство. - 488 с.
34. Солженицын, А.И. Архипелаг ГУЛАГ: 1918-1956: Опыт худо¬жественного исследования: в 3 т. / А. И. Солженицын. - М.: Сов. писатель, 1989.- Т. 1.- 589 с.
35. Судебная практика // Советская Юстиция.- 1934.- № 14 -С. 20-23.
36. Циркуляр НКЮ РСФСР 1929 г. № 93 // Уголовно-процессуаль¬ный кодекс РСФСР: с изм. и доп.: текст по состоянию на 1 марта 1933 г.- М.: Сов. законодательство, 1933.- ПО с.
37. Циркуляр Прокурора БССР, 25 апр. 1938 г. №19/3 // Наци¬ональный архив РБ. - Фонд 750. - On. 1. - Д. 693. - Л. 79-81.
38. Чельцов, М. Возбуждение уголовного преследования и процес¬суальное положение следователя / М. Чельцов // Социалисти¬ческая законность.- 1937.- № 3.- С. 28-35.
3 9. Шагинян, А. С. Приостановление предварительного следствия: дис. ... канд. юрид. наук: 12.00.09 / А.С. Шагинян.- М.: РГБ, 2003.-204 с.
40. Шатило, К. Д. Приостановление дознания и предварительного следствия: лекция / К. Д. Шатило; Высш. школа МООП РСФСР. -М., 1963.-24 с.