Посмотреть на Яндекс.Фотках

С.А. Шейфер, доктор юридических наук, профессор, Самарский госуниверситет

Следственная власть: история и современность

1. Вопрос о сущности власти следователя в отечественном уголовном процессе, т.е. о его полномочиях и возложенной на него  законом функции, во все времена был предметом острых научных дискуссий. И это не случайно! Дело в том, что деятельность следователя, как должностного лица, призванного подготовить материал, необходимый для разрешения дела в суде, объективно со всех точек зрения не могла быть безупречной и всегда включала в себя внутренне не совпадающие устремления, диктуемые законодателем и отражающие общественные ожидания. Таковы, с одной стороны, эффективность, т.е. раскрытие преступления, как необходимое условие персонифицированной уголовной ответственности лица перед судом, а с другой - гарантии прав этого лица, по необходимости, всегда подвергаемые ограничениями, степень которых должна быть разумной с тем, чтобы не превратить расследование в подавление личности и не помешать установлению истины. Данные коллизии всегда порождали стремление законодателя сгладить их остроту, выработать меры, в какой-то степени уравновешивающие противоречивые тенденции в деятельности следователя[1]. Это стремление явственно обнаруживается  уже в книге XV Свода законов Российской империи 1832 г., содержащей "Законы о судопроизводстве по делам о преступлениях и проступках". Данный нормативный акт, закрепивший постулаты розыскного процесса, в том числе сформулированную в Петровские времена формальную теорию доказательств с ее признанием вины - "лучшим свидетельством всего света" (ст. 316) и ответственностью обвиняемого за "упорство и ослушание дать ответы" (ст.288) в тоже время обязывал прокуроров и стряпчих «смотреть, чтобы следствие происходило с возможной скоростью, чтобы, притом не происходило пристрастных допросов, бесчеловечных  истязаний и притеснения невинности» (ст. 166). Тем не менее предварительное следствие того времени оставалось чисто полицейской деятельностью, а власть следователя - полицейского чиновника, имела административный характер и часто граничила с произволом.

2. Крупным этапом развития законодательства, обозначившим переход от розыскного, инквизиционного к состязательному процессу, стала судебная реформа 60-х гг. XIX века. Она коренным образом затронула и предварительное расследование, внедрив в него заметные элементы состязательности Указы Александра II от 8 июня  1860, утвердившие  "Учреждение судебных следователей", "Наказ судебным следователям", а также "Наказ полиции о производстве дознания..." создали принципиально новую  процессуальную фигуру следователя, заменившую становых, частных и следственных приставов - чиновников полиции, проводивших предварительное следствие. Появился судебный следователь, являвшийся одновременно членом уездного, впоследствии окружного суда, обязанный в свободное от производства следствий время исполнять чисто судейские функции.

Какова же функция и роль в обновленном судопроизводстве, которую был призван осуществлять судебный следователь? Принципиальное решение этого вопроса закреплено "Основными положениями уголовного судопроизводства" от 29 сентября 1862 г. (далее ОП), ставшими два года спустя основой детально регламентированного нормативного акта - Устава уголовного судопроизводства (далее УУС). В самом общем виде функция судебного следователя была определена предписаниями, разграничившими обвинительную, судебную и административную (полицейскую) власть. Ст. 3 ОП провозгласила, что власть судебная отделяется от власти обвинительной, она согласно ст. 5 ОП принадлежит судам без всякого участия властей административных. Обвинительная же власть, т.е. обнаружение преступлений и преследование виновных принадлежит прокурорам (ст. 4). Поскольку судебный следователь принадлежал к судебному ведомству и осуществлял деятельность, близкую по содержанию к деятельности суда, можно считать, что эти законоположения относятся и к нему. Они стали основой построения состязательного, в своей основе, предварительного следствия, при котором обвинение выдвигает обвинительная власть, т.е. прокуратура, а также административная власть, т.е. полиция, судебный же следователь, как объективный исследователь и носитель судебной власти, должен разрешить вопрос об обоснованности обвинения, Таким образом в основу построения досудебного производства законодатель взял французский образец, в котором прокурор возбуждает перед судьей – следственным судьей публичный уголовный иск, а последний исследует обстоятельства дела, выявляя «за» и «против» обвинения, чтобы на этой основе осуществить предание суду.

3. Однако законодатель не ограничился воспроизведением соответствующих положений французского УПК, а придал деятельности судебного следователя специфические черты, учитывающие особенности территории, на которой он призван осуществлять свою деятельность (ее протяженность), а также опасность несвоевременного обнаружения и расследования преступлений.

Устав уголовного судопроизводства окончательно определил статус и предназначение судебного следователя, закрепив их в отд. 2 гл. 1 раздела второго Устава, именуемого «Существо обязанностей и степень власти судебных следователей». Для уяснения функции судебного следователя важнейшими являются содержащиеся здесь предписания, определяющие полновластие следователя при применении мер, необходимых для производства следствия, кроме тех, проведение которых ограничено законом (ст. 264 УУС). Закон рисует следователя как активного и оперативного исследователя, обязанного собирать необходимые для установления истины доказательства, не допуская при этом промедления и возможной утраты признаков преступления (ст. 266 УУС). Он управомочен проверять и даже отменять действия полиции (ст. 269 УУС), которая должна без замедления исполнять его законные требования. Исследовательская деятельность судебного следователя осуществляется им и в случае, когда преступление остается нераскрытым («нет в виду подозреваемого» или когда обвиняемый скрылся (ст. 276)).

В соответствии с положениями УУС активная исследовательская деятельность судебного следователя должна сочетаться с требованием безусловной объективности. Ст. 264 УУС обязывает его при производстве следствия «с полным беспристрастием приводить в известность как обстоятельства, уличающие обвиняемого, так и обстоятельства его оправдывающие», т.е. действовать, в основе своей, так же, как действует и суд, рассматривающий дело по существу. Если к этому добавить, что следователь действовал под контролем суда, многие его решения требовали судебного санкционирования, и сам он выступал как судья окружного суда – следует вслед за видными учеными того времени[2] признать – власть, осуществляемая судебным следователем – это, в основе своей, судебная власть, отделенная, как говорилось раньше, от власти административной и власти обвинительной.

Но, как уже отмечено, статус (полномочия), а следовательно и функция судебного следователя, включили ряд положений, отражающие особенности осуществления судопроизводства на территории России. Такими особенностями стали определенные обвинительные элементы его статуса.

Так, судебный следователь вправе начать предварительное следствие по своему непосредственному усмотрению (п. 3 ст. 297 УУС), но лишь в том случае, когда застигнет совершающееся или только совершившееся преступное деяние (ст. 313). Он также вправе начать производство по заявлению очевидцев (ст. 298 УУС), и явке с повинной (ст. 310 УУС). Во всех этих действиях просматриваются осуществляемые судебным следователем элементы уголовного преследования, т.е. деятельности обвинительной.

Кроме того, статус (и функция) судебного следователя в определенной мере зависели и от его взаимоотношении с обвинительной властью, носителем которой в уголовном судопроизводстве того времени являлся прокурор.

Устав уголовного судопроизводства установил гибкую систему таких взаимоотношений: прокуроры сами предварительных следствий не производят, но осуществляют наблюдение за деятельностью судебного следователя, в том числе путем личного присутствия при всех следственных действиях (ст. 278 и 280). В тоже время, прокурор вправе предъявлять судебному следователю требования об устранении нарушений закона (ст. 281), причем следователь обязан эти требования исполнить, а если к этому встретится препятствие, он должен его преодолевать, уведомляя об этом прокурора и ожидая его разрешения (ст. 282). Полномочия прокурора касались и применения судебным следователем мер пресечения (ст. 283, 284, 285).

Таким образом полномочия прокурора позволяли ему, не вмешиваясь в конкретную деятельность судебного следователя, принимать меры к обеспечению надлежащего качества предварительного следствия. Особо значимым в этом отношении является право прокурора требовать дополнение предварительного следствия по сделанным им судебному следователю указаниям (ст. 286 УУС).

Суммируя предписания УУС о существе власти судебного следователя и власти прокурора, можно в обобщенном виде представить себе следующую схему взаимоотношений между этими субъектами: прокурор с помощью полиции возбуждает уголовное преследование как по доходящим до них сведениям, так и по непосредственно усмотренным преступлениям (ст. 311 УУС), в чем отчасти участвует и судебный следователь, последний же, будучи наделенным судебной властью, подконтрольным суду и поднадзорным прокурору осуществляет объективную и самостоятельную исследовательскую деятельность в целях подготовки материалов, необходимых прокурору и суду для принятия решений о предании суду или о прекращении производства по делу.

4. Обозначенные подобным образом полномочия и функция судебного следователя встретили острую критику современников. Так, по мнению В.П. Даневского предварительное следствие «едва ли не самая слабая часть нашего уголовного процесса»[3].

Критические оценки касались как принципиальной конструкции предварительного следствия, так и его практических результатов. Видные ученые того времени отмечали слабость состязательных начал в деятельности судебного следователя, выражающуюся в том, что он в ряде случаев сам формирует предмет обвинения и начинает уголовное преследование. В связи с этим И.Я. Фойницкий полагал, что «предварительное следствие у нас… все более приближается к инквизиционному типу»[4]. По мнению Вл. Случевского «Устав… возложил на предварительное следствие задачу розыскания виновника, что соответствует гораздо более полицейскому дознанию, нежели предварительному следствию»[5]. В.П. Даневский считал, что предварительное следствие станет подлинно состязательным лишь тогда, когда обвинение будет формироваться только обвинительной властью, т.е. прокуратурой с участием полиции без какого-либо участия в этом судебного следователя, а к участию в деле будет допущена сторона защиты[6]. Одну из причин появления обвинительных элементов в деятельности следователя ученые видели в широких полномочиях прокурора, который вправе был не только давать следователю обязательные для него указания, но и вообще активно участвовать в формировании корпуса судебных следователей: законодательство того времени предусматривало, что назначение следователей на должность осуществлялось Министерством юстиции по соглашению с Губернским прокурором. Наконец критике подвергалась и недостаточная эффективность деятельности судебных следователей: 35% расследуемых ими дел направлялись на прекращение в суд, а обвинительные приговоры составили всего 25% от дел, находившихся в производстве[7]. Одной из причин этого стала практика замены судебных следователей менее квалифицированных лицами «исправляющими должность следователей», назначением и отстранением которых ведал прокурорский надзор[8].

Возникли официальные (комиссия Петерса) и неофициальные предложения о реформировании предварительного следствия, диапазон которых охватывал крайние варианты – от упразднения предварительного следствия и замены его прокурорским дознанием, до учреждения «чистой» состязательности следствия по французскому или англо-саксонскому образцу и допуском защиты, как полноправной стороны.

Противником кардинального реформирования предварительного следствия выступил Вл. Случевский, заметив, что при всех недостатках следствия следователь все таки представляет в качестве судьи, поставленного под контроль суда, больше гарантий частных интересов, нежели прокурор. С другой стороны введение в предварительное следствие тех процессуальных форм, по которым развивается следствие судебное, подняло бы предварительное следствие на такую высоту, которая совершенно не соответствовала бы его назначению[9].

«Не радикальным изменением оснований нынешнего предварительного следствия путем введения в него форм обвинительного процесса, - пишет автор, - а тем более не совершенным уничтожением его, но только частичным улучшением и применением к тем условиям, среди которых ему приходится развиваться, желательно улучшать его»[10].

5. Как известно реформа отечественного предварительного следствия в направлениях кардинальной перестройки тогда не состоялась. Можно лишь сожалеть, что были отвергнуты и разумные предложения о допуске защиты на предварительное следствие. Но в целом возобладала сформулированная Вл. Случевским взвешенная позиция. Она, как представляется, и доныне сохраняет свое конструктивное значение. И дело не только в том, что необходимость коренных преобразований правовой системы (и закономерно связанные с этим огромные финансовые затраты), становится очевидной тогда, когда такие преобразования одобряются обществом, не желающие более мириться с глубинными пороками правовой системы (этим была вызвана судебная реформа 60 –х гг. XIX в.). Второй важный аспект, побуждающий к осторожности – объективная недостижимость цели создания идеального во всех отношениях досудебного производства. Применительно к предварительному следствию, как мы об этом уже говорили, данная закономерность проявляется в невозможности полностью примирить две органически присущие этой стадии противоположные тенденции – с одной стороны раскрыть преступление и установить истину, а с другой обеспечить надлежащие гарантии прав участников процесса, которые бы препятствовали превращению расследования в произвол. В этих условиях задача законодателя состоит в разработке мер смягчающих, сдерживающих и нейтрализующих эти противоречия.

Подводя итог сказанному можно утверждать, что в сложившемуся к концу  XX века положению следственная власть представляла собой специфическое средостение между властью судебной, т.е. проверкой обвинения, выдвинутого прокуратурой и властью обвинительной, состоящей в обнаружении преступлений и преследовании виновных. Учитывая значимость каждой из этих составляющих, Вл. Случевский считал возможным именовать власть следователя следственно-судебной[11], что на наш взгляд точно выражает содержание этой власти, демонстрируя органическое единство различных направлений ее реализации.

6. Нигилистические тенденции развития отечественного уголовно-процессуального законодательства, сложившиеся в первые послереволюционные годы – отказ от законов свергнутых правительств по первым декретам о суде, все же не привели к полному игнорированию демократических идей Устава уголовного судопроизводства, основанных на разграничении судебной и обвинительной власти. Первые УПК РСФСР 1922 и 1923 гг. сохранили следователя как представителя судебной власти[12]. "Народные следователи", как и судебные следователи прежних времен, оставались при судах, были подконтрольны суду, хотя и поднадзорны прокурору и даже могли в некоторых случаях оспаривать действия прокурора перед судом[13].

Но спустя 15 лет после принятия УПК 1923 г. предварительное следствие подверглось глобальному преобразованию. В условиях начавшейся коллективизации и перманентной борьбы с "врагами народа" власть не нуждалась более в следователях, которые с равным вниманием и усердием выясняли «за» и «против» обвинения. В конце 20-х гг. началась постепенная передача следственного аппарата в прокуратуру с полным подчинением следователей прокурору. Это означало упразднение независимой следственной («следственно-судебной») власти и превращение следователя в своеобразного помощника прокурора по следствию. В теории появилась разработанная профессором М.А. Чельцовым концепция, согласно которой наше предварительное расследование – это новая, ранее неизвестная форма, - прокурорское расследование, при котором прокурор является «хозяином процесса». Не без оснований Ю.В. Деришев назвал такое расследование «прокурорским дознанием». Такая организация предварительного следствия напоминает предварительное производство в Германии, где в 1974 г. предварительное следствие было упразднено с сохранением дознания, которым руководит прокурор. Но в нашем досудебном производстве отсутствовал судебный контроль за расследованием и другие гарантии законности, присущие прокурорскому дознанию в Германии.

В вязи с предпринятыми государством мерами по преодолению культа личности и его последствий в обществе возникли определенные ожидания укрепления роли и самостоятельности следователя. Принятые в 1958 г. новые «Основы уголовного судопроизводства Союза СССР и союзных республик» сделали определенные шаги в этом направлении (в частности разграничив дознание и предварительное следствие). Но, принятый 27 октября 1960 г. в ряду мер по устранению последствий культа личности новый УПК РСФСР этих ожиданий не оправдал, не внеся существенных перемен в механизм предварительного следствия и в характер власти следователя. Хотя наряду со следователями прокуратуры приобрели легитимность и следственные аппараты органов госбезопасности и МВД, не подчиненные непосредственно прокурору, т.е. как бы обладавшие независимостью от него, эта независимость была существенно ограничена: все следователи, в том числе и ведомственные, действовали под надзором и руководством прокурора, располагавшего для этого неограниченными полномочиями. Правда УПК сделал формальный шаг в утверждении следственной власти, провозгласив в ст. 127 процессуальную самостоятельность следователя. Он получил право самостоятельно определять направление расследования, и такую же, как у прокурора и суда, обязанность исследовать обстоятельства дела всесторонне, полно и объективно (ст. 20). УПК также наделил следователя правом в случае несогласия с некоторыми указаниями прокурора, не выполняя их, представить свои возражения вышестоящему прокурору. Однако многочисленные исследования показали, что это свое право следователи практически не использовали, опасаясь нежелательных для них последствий. Как и раньше направление расследования требовало одобрения прокурора, который своими указаниями мог пресечь «нежелательные» отклонения. Особенно остро ограничивалась самостоятельностью следователя в ведомственных следственных подразделениях, где была учреждена фигура начальника следственного отдела, наделенного определенными дискреционными процессуальными полномочиями, но также располагающего административной властью в отношении следователя. К тому же вышестоящие руководители следственных подразделений одновременно являлись и руководителями органов дознания, что ставило под сомнение ведущую роль следователя по отношению к органам дознания и придавало в глазах следователей неоправданный приоритет оперативно-розыскной (а не процессуальной) деятельности. В этих условиях, как показывают исследования, многие следователи – около половины, считали себя исполнителями указаний прокурора, а отнюдь не носителями какой-то самостоятельной следственной власти. Но в тоже время часть следователей отводила себе традиционную роль объективного исследователя обстоятельств дела[14].

7. Еще более глубинные изменения в механизме предварительного расследования, ограничившие самостоятельность следственной власти, произошли в связи с принятием в 2001 г. нового уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Распространив в определенной мере принцип состязательности сторон на досудебное производство и исключив из закона обращенное к органам расследования, прокурору и суду требование всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела, законодатель однозначно причислил следователя к стороне обвинения и возложил на него, также как и на прокурора, осуществление функции уголовного преследования. Это означало окончательный отказ от утвердившегося в общественном правосознании идеального представления о следователе, как об объективном и непредвзятом исследователе, свободном от обвинительного уклона. Многие ученые не без оснований полагают, что новые законоположения оправдывают обвинительный уклон в деятельности следователя, заложенный законодателем в постулатах состязательного процесса, согласно которым доказательства обвинения должен собирать следователь, как сторона обвинения, а доказательства защиты – обвиняемый и его защитник[15].

В тоже время нельзя не заметить глубинных противоречий УПК в определении функций следователя. Многие авторы обратили внимание на следующий знаменательный факт: составители УПК не смогли в полной мере отказаться от требований установления истины путем полного всестороннего и объективного исследования обстоятельств дела: эти требования с большей или меньшей определенностью сохранились в ряде статей УПК (ст. 152 и 154 УПК). Но еще более непосредственно они выражены в нормах, определяющих предмет доказывания (ст. 73 УПК), которые обязывают следователя, как одного из субъектов доказывания, устанавливать не только обстоятельства, указывающие на виновность обвиняемого (п. 1 и 2 ст. 73), но и обстоятельства, исключающие преступность и наказуемость деяния, а также обстоятельства, которые могут повлечь за собой освобождение от уголовной ответственности (п. 5 и 7 ст. 73), т.е. устанавливать факты, несовместимые с обвинением, опровергающие его. Кроме того закон (ст. 16 УПК) обязывает следователя обеспечить обвиняемому и подозреваемому возможность защищаться от предъявленного обвинения и подозрения. Также и составляя обвинительное заключение, следователь должен привести в нем доказательства, на которые ссылается сторона защиты, что присуще ему, как объективному исследователю, свободному от установки на обвинение. Исходя из этих законоположений можно считать, что полномочия современного следователя, его функция охватывают уголовное преследование, исследование обстоятельств дела и защиту интересов обвиняемого, т.е. тот внутренне противоречивый комплекс, который, применительно к судебному следователю, уже был предметом острой критики видных ученых того времени. Применительно к современному положению основания для критики существенно усилились вследствие причисления следователя к обвинительной, а не к судебной власти.

В каком же положении оказался ввиду сказанного следователь? Он не может не испытывать чувства раздвоенности, сознавая себя с одной стороны обвинителем, а с другой – лицом, обязанным опровергать себя как обвинителя, собирая и исследуя оправдывающие обвиняемого доказательства[16]. Может быть следует устранить эту антиномию, т.е. внутреннюю противоречивость законодательства, закрепив в законе роль следователя как объективного исследователя. Этим был бы учтен не только исторический отечественный, но и современный опыт континентальных стран Европы. Уместно заметить, что и в близкой нам Германской модели досудебного производства прокуратура и полиция обязаны проводить расследование беспристрастно, собирать не только уличающие, но и оправдывающие доказательства (12 § 160 УПК ФРГ).

8. Проблема объективности, беспристрастности и самостоятельности следователя еще более обострилась в связи и с принятием Федерального закона № 87 от 5 июня 2007 г., и последующих, связанных с реформой предварительного следствия, нормативных актов.

Реформа не ограничилась, как намечалось в объяснительных записках к законопроектам, лишением прокурора полномочий по руководству предварительным следствием. Вместе с ними он утратил почти все полномочия надзорного характера (в их числе – возбуждать и прекращать уголовное дело, отменять незаконные и необоснованные постановления следователя и т.д.), без которых весьма затруднительно осуществлять сохраненную за прокурором функцию уголовного преследования. Но утраченные прокурором права не исчезли: законодатель передал их вновь учрежденной процессуальной фигуре – руководителю следственного органа (далее РСО). В руках этого участника оказались сосредоточенными широчайшие полномочия, в том числе и такие, которые существенно, и в большей мере, чем прежде, ограничивают процессуальную самостоятельность следователя. Теперь следователь не вправе без согласования с РСО прекратить уголовное дело, обжаловать решения прокурора, с которыми он не согласен, направить прокурору дело с обвинительным заключением, возбудить перед судом ходатайство о даче согласия на проведение следственных действий, а перед прокурором ходатайство о заключении досудебного соглашения с обвиняемым о сотрудничестве, возбудить ходатайство перед судом о применении к несовершеннолетнему обвиняемому принудительных мер воспитательного воздействия.

При этом надо учесть, что самостоятельность следователя, кроме того, ограничивается сохранившимися у прокурора некоторыми надзорными полномочиями, а также судебным контролем за действиями и решениями следователя.

Следует также иметь в виду, что отношения между следователем и РСО во многом носят административный характер (прием на работу, перемещение, поощрения и взыскания), что ставят следователя в положение должностного лица, подчиненного своему начальнику, со всеми вытекающими из этого последствиями.

Вкупе с широчайшими полномочиями РСО, позволяющими ему жестко управлять поведением следователя, последний предстает как участник процесса, фактически лишенный реальной возможности совершать самостоятельные действия и принимать самостоятельные решения о направлении следствия.

В этих условиях вопрос о том, располагает ли следователь необходимой процессуальной самостоятельностью, звучит риторически, ибо ясно, что ее у него нет, но, следовательно, и нет осуществляемой им независимой следственной власти. Однако, как было показано, независимая следственная власть является необходимым условием успешного решения сложных и ответственных задач, стоящих перед уголовным судопроизводством как на его досудебных, так и на судебных стадиях.

9. Многочисленные критические суждения в адрес следственного аппарата, как в научной литературе, так и в средствах массовой информации, приобрели особую актуальность в связи с предстоящей реформой органов внутренних дел.

Нет сомнения в том, что преобразования должны коснуться и органов предварительного расследования. Отмеченные выше несовершенство и противоречивость правовой регламентации следственной деятельности служат дополнительным аргументом необходимости такого преобразования.

Учеными и практиками высказано немало предложений о возможных направлениях реформирования следствия. Каждое из них, как представляется, имеет свои достоинства и свои слабые места: многовековой опыт показывает, что следственная деятельность по своим целям и методам изначально не может быть безупречной: она всегда и везде оставляет повод для критики, основания для которой заложены в самом ее существе – стремлении раскрыть преступление и удержаться при этом в разумных рамках применения принуждения и ограничения прав.

И все же два аспекта возможных преобразований представляются актуальными и заслуживают первоочередного внимания.

Первый. Совершенствование предварительного следствия возможно без его кардинальной ломки. При таком подходе целесообразно, как было отмечено раньше, исключить следователей из числа участников процесса на стороне обвинения и ограничить их деятельность исследовательской функцией[17].

Менее однозначным является предложение, сохранив нынешний статус следователя, как участника процесса на стороне обвинения, дополнить его обязанностью всесторонне, полно и объективно исследовать обстоятельства предмета доказывания. Здесь явственно обозначается внутренняя несогласованность функций следователя, о которой говорилось ранее, и которая может быть в определенной мере сглажена включением в полномочия следователя «сдержек и противовесов», исключающих крайние проявления следственной власти[18].

Второй. Совершенствование предварительного следствия требует более глубоких преобразований. Целесообразно придать предварительному следствию характер предварительного судебного исследования и возложить эту функцию на судебного следователя, который в результате станет, как и в прежние времена, носителем следственно-судебной власти, в значительной  мере отделенной от уголовного преследования[19].

Готово ли общество и государство принять полностью или частично эти идеи, пока не ясно. Но несомненно: меры по совершенствованию предварительного следствия необходимы. На слуху у населения, ученых и практиков идея создания единого следственного комитета, объединяющего деятельность следователей всех ведомств. Если этой идее суждено осуществиться – было бы полезно предварительно решить вопрос – кем: исследователем или преследователем, или тем и другим одновременно, окажется следователь в новой структуре.