Козявин А.А. Аксиологическая сущность уголовного судопроизводства в контексте его конституционно-правовых параметров

 

Козявин А.А., доцент кафедры уголовного процесса и криминалистики Курского государственного технического университета, кандидат юридических наук

АКСИОЛОГИЧЕСКАЯ СУЩНОСТЬ УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА В КОНТЕКСТЕ ЕГО КОНСТИТУЦИОННО-ПРАВОВЫХ ПАРАМЕТРОВ[1]

Уголовный процесс, являясь социальным феноменом, неминуемо предполагает наличие целостной системы социальной регуляции, важнейшим элементом которой выступает мораль. В гуманитарной науке нравственность традиционно рассматривается как философская категория, воспринятая правом как фундаментальный, являющийся одним из его идеологических источников, действенный инструмент регулирования общественных отношений, влияющий, а порою и определяющий, дух и смысл правотворчества и правоприменения. Философия права как форма мировоззрения, а затем и отрасль гуманитарной науки благодаря сочинениям Платона, Аристотеля, И. Канта, Г. Гегеля, И.А. Ильина, П.И. Новгородцева и других ученых не мыслима без анализа соотношения права и морали как фундаментальной проблемы социального бытия[2].

Актуален данный вопрос и для сферы отправления правосудия по уголовным делам, в которой конфликт между личностью и государством протекает в наиболее острой форме, отражая общую систему моральных ценностей, доминирующих при соответствующем политической режиме в обществе, в условиях объективной неспособности права охватить своим регулятивным потенциалом все стороны процессуальных отношений, наконец, при очевидно решающем значении нравственного сознания правоприменителя для успеха уголовного судопроизводства[3], или, как справедливо писал А.Ф. Кони – основоположник исследования нравственных начал уголовного процесса в российской науке, – «как бы хороши ни были правила деятельности, они могут потерять свою силу и значение в неопытных, грубых или недобросовестных руках»[4].

Отечественная философия трактует нравственность как двойственную, имеющую идеологическую и практическую стороны, категорию этики, «обозначающую особую форму общественного сознания и вид общественных отношений, цель которых – сформировать способы нормативной регуляции поведения и действия людей в обществе»[5]. Правоведам же свойственно акцентировать внимание именно на нормативном характере морали как совокупности правил поведения, которыми руководствуются люди и которые служат критериями оценки их поступков с точки зрения добра и зла, достоинства и порока, справедливости и несправедливости[6].

У большинства ученых нравственность приобретает свойство исторического диалектического процесса, в ходе которого представления о добре, свободе, справедливости и других ценностях развивались вместе с их носителем – обществом, формулируясь в основном в религиозных догмах или философских концепциях. Так, А.Ф. Кони связывал смену этапов в развитии уголовного процесса с исторической изменчивостью морали и ролью внутреннего убеждения судьи, воплощающего в практике ее коренные ценности[7]. Н.Г. Иванов отмечал, что глобальное изменение социально-политической структуры общества ведет к неизменному отторжению старого типа нравственных устоев при невосприятии новых, приводя в пример крещение Руси, реформы Петра I, Октябрьский переворот, перестройку и сложный процесс формирования правового государства в современной России, что обусловливает и резкий скачок преступности[8].

Преобладает данный подход и в современной процессуальной литературе[9], нацеливая ученых на кропотливую работу по структурированию всей выработанной человечеством совокупности нравственных ценностей. Так, большинство исследователей на основе анализа внушительной социальной практики пришли к выводу о том, что все моральные ценности могут быть сведены по существу к одной из двух идей, формирующих в тот или иной момент нравственное сознание и отношения в обществе: ценности индивидуалистические и коллективистские[10], ценности субъектоцентризма (личность – субъект социальной практики) и ценности объектоцентризма (личность – объект общественных отношений)[11].

Указанный подход может быть положен в основу определения аксиологической сущности уголовного судопроизводства, ибо, с одной стороны, он ставит главный вопрос в контексте нравственной проблематики: о месте личности в системе уголовного судопроизводства, о преобладании в ней субъектоцентристских или объектоцентристских начал, ценностей индивидуализма или коллективизма, приоритет между которыми расставляет конкретный тип уголовного судопроизводства – обвинительный, розыскной, публично-состязательный (смешанный). С другой стороны, признание морали в качестве формы идеологии, подверженной социально-исторической трансформации, выявляет то, что в конкретно взятый период времени нравственность взаимодействовала с правом в сфере противодействия преступлениям и вносила свои коррективы в оценку обществом как преступления и наказания, так и методов его изобличения – от крайне суровых, но справедливых, до гуманных.

Таким образом, и сегодня, в условиях формирования правового демократического государства, и отвечающего ему состязательного уголовного судопроизводства, правовые параметры которого всецело нашли отражение в принятой в 1993 году Конституции, главной составляющей нравственного ориентирования уголовного процесса остается проблема соотношения справедливости, воплощаемой в идее публичной социальной необходимости обеспечения ценностей общественного блага, и гуманизма как морального принципа, охраняющего личность от произвола власти. История процесса - это история выбора между «опасением осудить невиновного» и «опасением оправдать виновного».

Аксиологическая сущность уголовного процесса, таким образом, есть воплощение в его целях, задачах и принципах, а также отдельных институтах и нормах двух существующих в обществе систем ценностей – ориентированного на справедливость объектоцентризма и фокусирующегося на гуманизме субъектоцентризма. По замечанию П.И. Люблинского, это деятельность органов государства в рамках требования не входить в противоречие с нравственными основами общежития[12].

Справедливость в уголовном процессе – категория достаточно широкого содержания. Ее сущность отражена в п. 1 ст. 6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. В то же время ни в Конституции РФ, ни в УПК РФ нет аналогичной нормы, и это порождает вопрос о том, каким же образом реализуется в российском уголовном судопроизводстве требование справедливости. Несмотря на настойчивость процессуалистов[13], мы не считаем необходимым внесение изменений в УПК РФ, отражающих данный императив. Дело в том, что прецедентная практика Европейского Суда, обогащающего из года в год понятие справедливости судебного разбирательства методом совокупного набора демократических положений, свидетельствует о невозможности всеобъемлюще и юридически грамотно определить понятие справедливости в уголовном процессе[14]. Не случайно, существующие в литературе предложения нормативно зафиксировать справедливость в отдельной статье УПК РФ также сильно привязаны к конституционным параметрам уголовного судопроизводства (состязательности, обеспечению права на защиту, презумпции невиновности и т.д.), добавляя к этому такие положения, как стремление к истине и требование осуществлять производство по уголовному делу всесторонне, полно и объективно, в разумные сроки[15].

Анализ отечественного уголовно-процессуального законодательства на протяжении последних двух веков, от Уставов уголовного судопроизводства 1864 года до действующего УПК РФ, если не принимать во внимание знаковое событие – Октябрь 1917 года, объективно демонстрируют постепенное развитие нравственно-идеологической концепции в нашей стране от объектоцентристского взгляда на личность в системе уголовного судопроизводства до субъектоцентристского, отражая ее естественную направленность на гуманное отношение к личности[16], что как раз и выразила рельефно российская Конституция.

Данную проблему, представляется, практически решила ст. 6 УПК РФ, отразив ясный ориентир на идеологию индивидуалистической морали, соответствующей принципам правовой государственности, развернув приоритеты через расширение сферы действия моральной ценности гуманизма в сторону Конституции России и ее концептуального правоположения: «человек, его права и свободы являются высшей ценностью» (ст. 2). Этот вывод подтверждается также следующими тезисами.

В отличие от предшественника, УПК РФ содержит отдельную главу, посвященную назначению и принципам судопроизводства, что повышает авторитет, роль, воспитательное воздействие и практическую действенность принципов в уголовном процессе, в большинстве которых воплощаются нравственные императивы, а комплексное изменение принципов свидетельствует о коренных преобразованиях в праве вплоть до изменения его социально и морально обусловленного типа[17].

УПК РФ фиксирует основополагающий принцип уголовного процесса, закрепляемый всеми международно-правовыми актами и Конституцией РФ (ст. 49) – презумпцию невиновности (ст. 14), внося в уголовно-процессуальную деятельность фундаментальный нравственный ориентир, подчеркивая объективно сложившееся положение в сфере уголовного судопроизводства, когда несопоставимые фактические (административные, организационные, оперативные) возможности государства и личности в достижении процессуальных субъектных целей компенсируются возложением бремени доказывания на «сильную» сторону уголовного процесса – обвинение, ибо только она обязана устранять сомнения в виновности подсудимого[18].

Главная аксиологическая задача презумпции невиновности как конституционно-правового параметра уголовного процесса состоит в решении проблемы обвинительного уклона, на что указывает и судебная практика[19], и теоретики[20].

УПК РФ закрепляет принцип состязательности процесса и равноправия сторон (ст. 15), что с социально-нравственной точки зрения подчеркивает новую предопределенную ч. 3 ст. 123 Конституции и целым рядом постановлений Конституционного суда России роль суда в уголовном процессе, ориентированную на субъектоцентристскую систему ценностей, в которой судебная власть одинаково дистанцирована как от органов исполнительной власти, осуществляющих уголовное преследование, так и от участников со стороны защиты, отстаивающих персонифицированный интерес.

Система принципов, следуя конституционным установлениям, в УПК РФ дополнена принципами уважения чести и достоинства, неприкосновенности личности, охраны прав и свобод человека и гражданина, неприкосновенности жилища, тайны переписки, телефонных и иных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, обеспечения обвиняемому, подозреваемому права на защиту (ст. 9 - 13, 16 УПК), составляющими основу гуманного правосудия[21].

В российское правосудие по уголовным делам вернулся суд присяжных заседателей, основной задачей которого при всех выявляемых процессуалистами недостатках[22] является именно разрешение часто конфликтующих в практике ценностей справедливости и гуманизма по делам о преступлениях в сложной социально-семейной среде, где формальные подходы, заложенные в содержание ст. 6 УК РФ (принцип справедливости), оказываются грубыми и нравственно неадекватными[23].

К сожалению, именно данная идея, имеющая конституционное происхождение, законодателем не реализована при конструировании в действующем УПК РФ подсудности судов присяжных (п. 2 ч. 2 ст. 30 УПК РФ). Так, большинство бытовых преступлений, в том числе и простых убийств, в которых проявляется сложная бытовая трактовка справедливости и где полезен житейский опыт представителей народа, квалифицируются по статьям УК РФ, не подпадающим под подсудность суда присяжных. С другой стороны, сложнейшие и не поддающиеся восприятию обывателя составы преступлений, как отнесенные к подсудности судов субъектов Федерации, могут быть предметом рассмотрения суда с участием представителей народа. Все это привело к дискуссии вокруг данного института не только в юридической науке, но и в публицистике, журналистике и искусстве.

 С одной стороны, практика рассмотрения уголовных дел судами с участием присяжных заседателей со всей очевидностью обнажила проблемы правоприменения, что можно отследить хотя бы по значительному удельному весу материалов, посвященных суду присяжных, публикуемых в Бюллетене Верховного суда РФ.

С другой стороны, ни один из предложенных законодателем процессуальных институтов не столкнулся со столь резкой критикой ученых и практиков, а также общественности. Все это привело к тому, что государство начало сужать и так не слишком широкую сферу применения суда присяжных, исключив в конце 2008 года из его подсудности дела о преступлениях террористического характера[24]. Некоторые посчитали данный шаг обоснованным и своевременным, другие же – проявлением недоверия государства к собственному народу, который поступательно с 2004 года отстраняется от участия в прямых демократических процедурах управления государством.

Подводя итог рассуждениям, считаем, что для успешного отражения аксиологической сущности уголовного процесса в контексте его конституционно-правовых параметров важно закрепить такую традиционную для духа российского права нравственно-идеологическую норму-задачу уголовного процесса, как воспитание граждан в духе содействия законности и укреплению правопорядка, для чего внести изменение в ст. 6 УПК РФ.

Представляется, без закрепления в законе норм, призванных сориентировать в первую очередь правовое сознание правоприменителя, нельзя обеспечить должный уровень качества уголовного судопроизводства.



[1] Подготовлено с использованием гранта Президента Российской Федерации для государственной поддержки молодых российских ученых МК-4149.2009.6

[2] См.: Новгородцев П.И. Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве / Предисл.: Альбов А.П. СПб., 2000. 320 с.; История философии права. СПб., 1998. 640 с.; Нерсесянц В.С. Философия права: Учебник для вузов. М., 1999. С. 399 643; Алексеев С.С. Философия права. М., 1999. С. 53 – 64; Антонов И.А. Нравственно-правовые критерии уголовно-процессуальной деятельности следователей. СПб., 2003. С. 11 – 22.

[3] См.: Москалькова Т. Нравственные истоки уголовного процесса. // Человек и закон. 1997. № 4. С. 77 – 82.

[4] Кони А.Ф. Нравственные начала в уголовном процессе (Общие черты судебной этики) // Кони А.Ф. Избранные труды и речи / Сост. И.В. Потапчук. Тула, 2000. С. 79.

[5] Современная философия: Словарь и хрестоматия. Ростов-на-Дону, 1995. С. 151.

[6] Проблемы судебной этики. / Под ред. М.С. Строговича. М., 1974. С. 7.

[7] Кони А.Ф. Указ. соч. С. 80.

[8] См.: Иванов Н.Г. Нравственность, безнравственность, преступность // Государство и право. 1994. № 11. С. 23 – 26.

[9] Этика сотрудников правоохранительных органов: Учебник / Под ред. д.ф.н., профессора Г.В. Дубова. М., 2002. С. 9 – 11; Закомлистов А.Ф. Судебная этика. СПб., 2002. С. 5 – 13; Халиулина В.П. Профессиональная этика юриста: Учеб. пособ. М., 2005. С. 12.

[10] Кудрявцев В.Н. Преступность и нравы переходного общества. М., 2002. С. 126 – 135; Этика сотрудников правоохранительных органов: Учебник / Под ред. д.ф.н., профессора Г.В. Дубова. М., 2002. С. 9.

[11] Букреев В.И., Римская И.Н. Этика права: От истоков этики и права к мировоззрению: Учеб. пособие. М., 2000. С. 187 – 193.

[12] Люблинский П.И. Суд и права личности. // Суд и права личности: Сборник статей. / Под ред. Н.В. Давыдова, Н.Н. Полянского. М., 2005. Книга 4. С. 48.

[13] См.: Макарова З.В. Принцип справедливости уголовного судопроизводства. // Научные труды. РАЮН. Выпуск 5: В 3 т. М., 2005. Т. 3. С. 141 – 144; Рабцевич О.И. Право на справедливое судебное разбирательство: международное и внутригосударственное правовое регулирование. М., 2005. С. 303; Аширова Л.М. Проблемы реализации принципа справедливости в уголовном процессе. М., 2007. С. 65.

[14] См.: Да Сальвиа М. Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Руководящие принципы судебной практики, относящиеся к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Судебная практика с 1960 по 2002 г. СПб., 2004. С. 376 – 432.

[15] Аширова Л.М. Проблемы реализации принципа справедливости в уголовном процессе. М., 2007. С. 65.

[16] Прокофьева С.М. Гуманистические начала уголовного судопроизводства: Дис. … канд. юрид. наук. СПб., 1999. С. 183 – 184.

[17] Воложанин В.П. Судебная реформа и принципы судопроизводства // Российский юридический журнал. 1996. № 4. С. 3 – 4; Громов Н.А., Николайченко В.В. Принципы уголовного процесса, их понятие и система. // Государство и право. 1997. № 7. С. 33 – 40.

[18] См.: п. 3 Постановления Конституционного Суда РФ от 20 апреля 1999 г. № 7-П. // Собрание законодательства РФ. 1999. № 17. Ст. 2205.

[19] См.: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 29 апреля 1996 г. N 1 «О судебном приговоре» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 7. Ст. 2.

[20] См.: Ларин А.М. Конституция и уголовно-процессуальный кодекс. // Государство и право. 1993. № 10. С. 37; Стецовский Ю.И. Концепция судебной реформы и проблемы конституционной законности в уголовном судопроизводстве. // Государство и право. 1993. № 9. С. 105 – 109; Клямко Э.И. О правовом содержании презумпции невиновности // Государство и право. 1994. № 2. С. 94, 96; Юшков Ю.Н. Обвинительный уклон в уголовном процессе: предпосылки и последствия. // Правоведение. 1994. № 1. С. 50 – 53.

[21] Мы не считаем рациональным предложение нормативно закрепить в качестве отдельного принципа гуманизм уголовного процесса. См.: Прокофьева С.М. Указ. соч. С. 76 – 77; Зархин Ю.М. Нравственные аспекты современного уголовного процесса // Механизм реализации норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: проблемы и пути их разрешения: Межвуз. сб. / Отв. ред. д.ю.н., проф. З.З. Зинатуллин. Ижевск, 2003. С. 31.

[22] Гуценко К.Ф. Судебная реформа: истоки, некоторые итоги и тенденции // Вестник МГУ. Серия «Право». 1995. № 5. С. 6 – 7; Карнозова Л.М. Суд присяжных в России: инерция юридического сознания и проблемы реформирования. // Государство и право. 1997. № 10. С. 53; Янова Н.Г. Суд присяжных и государственный обвинитель. // Социологические исследования. 1998. № 5. С. 83 – 85.

[23] Концепция судебной реформы в Российской Федерации. / Сост. С.А. Пашин. М., 1992. С. 80 – 81; Тропин С. Суд присяжных может изменить страну и народ // Известия. 1993. 27 октября.

[24] Федеральный закон от 30 декабря 2008 г. N 321-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам противодействия терроризму». // Собрание законодательства РФ. 2009. № 1. Ст. 29.