Духless русского уголовно-процессуального права - страница 4

Низкий уровень культуры коллег виден хотя по тому, что если в Англии, США принято, например, в работах по доказательствам опираться на тексты М.Ф. Квинтилиана, М.Т. Цицерона, Аристотеля, Т. Мора, Дж. Беркли и других, то у нас показатель глубины мысли теоретика – это ссылки почти исключительно на работы приверженцев диалектического материализма, в его советском изводе. Нет нужды специально разъяснять, что советская «теория доказательств» обслуживала тоталитарный режим, маскируя рассуждениями об объективности расследования отсутствие состязательности, без которой в свою очередь теория судебных доказательств невозможна.
Намечу конспективно те места теории доказательств, которые требуют смены:
1) Информационный подход к трактовке доказательств и доказывания подлежит замене «смысловым». Здесь не обойтись без того, чтобы свергнуть диктат «теории криминалистики». Криминалистика «подмяла» под себя теорию доказательств уголовного процесса, искалечила ее. Криминалистика и теория доказательств принадлежат к разным типам науки: первая относится к точным наукам, вторая – к юридическим, гуманитарным. Природа криминалистики несовместима с природой теорий судебных доказательств: теория доказательств – это гуманитарное знание, она ведет свое происхождение от «Риторики» Аристотеля, а еще точнее сказать – от учения софистов. Именно в рамках этих учений об искусстве доказывания в состязательном суде – искусстве перзуазивного (убеждающего) судоговорения и сформировались основные концепты теории доказательств: понятие доказательства, аргумента, доказывания, цели доказывания, приемов и способов доказывания. Криминалистика с ее естественнонаучным пафосом получения точного знания и нацеленностью на познание объективных закономерностей произвела дегуманизацию теории доказательств. Криминалистика навязала криминальным процессуалистам свой предмет исследования (закономерности) и свое видение этого предмета. Традиционная проблематика, разрабатываемая классической теорией доказательств – доказывание иска в условиях состязательного судопроизводства – совершенно не принимается в расчет криминалистами29.
2) Трактовка познания как отражения должна быть заменена категорией «понимание»30. Понимание есть акт представления смысла. Образования смысла связано с действием понимания. Презумпция осмысленности состоит в том, что понять можно лишь то, что имеет смысл и, следовательно, приобщено к человеческой деятельности. В силу такой осмыслености мы понимаем то, что понимают другие или могут сделать предметом своей деятельности. Понимание есть духовно-практическое освоение мира. Оно имеет диалоговую структуру, ядром которой является субъект-субъективное отношение. Оно является всеобщей характеристикой человеческого освоения мира. Познание истины, как получение достоверного знания о реальности, понимание, осмысление ее в ценностно-этическом контексте, ее доказывание (обоснование) в условиях состязательности, конкуренции интерпретаций есть взаимообуславливающие друг друга процессы, происходящие в уголовном судопроизводстве при разрешении уголовного дела. Понимание позволяет представить ситуацию доказывания в виде неких «сценариев», «сюжетов», известных в культуре.
Языковой аспект, который был упущен представителями информационного учения о доказывании, является важным для объяснения судебного доказывания. Доказательство – это не информация, а факт, т.е. знание, воплощенное в речевую, языковую форму. Это знание проинтерпретированное, проведенное не по «информационным каналам», а преобразованное в процессе речевого общения, модель которого задана состязательной формой уголовного процесса.
Для разработки судебной тематики естественно-научный пафос неуместен. На суде абсолютное знание не достижимо, здесь царствует мнение. Математический анализ, применение машин никогда не заменят человеческий фактор в судебном доказывании фактов. Судебная истина есть результат судоговорения, а судебное доказывание есть искусство. Как говорил И. Бентам: «искусство судопроизводства есть в сущности ничто иное как искусство пользоваться доказательствами»6.
Теорию судебных доказательств не раз искушали возможностью прививки математики, миражом абсолютного знания (что означало бы ее идейное перерождение), однако тезис о том, что теория судебных доказательств скорее искусство, чем наука оставался7 и остается незыблемым в европейской интеллектуальной традиции. Есть граница (этическая), которую нельзя преступать при использовании научно-технических средств в доказывании: человека может судить только человек; презумпция невиновности кладет предел усердию субъекта доказывания. В судебных делах судьи всегда должны оценивать доказательства по внутреннему убеждению; при этом рациональное познание, логика переплетаются с тем, что называется «понимание»8. Судебная истина есть вероятное знание, она имеет моральную составляющую, которую невозможно, нельзя рационалистически «обсчитать»9.
Считаю, что тезис о научной объективности, принятый по настоянию криминалистов, имеет скорее этическое, чем естественное происхождение. В связи с этим напомню, что есть как общие, так и отличные черты у «настоящей» науки10 и искусства: искусство не гарантирует достижение результата, оно не озабочено созданием алгоритма, но предостерегает от совершения непоправимых ошибок. Конечно, существует взаимосвязь между ними и есть пограничные области, где искусство властвует только временно – в силу неразвитости науки. Однако полностью искусство и наука не сольются никогда. Если говорить о судопроизводстве, то здесь всегда искусство будет превалировать. Это обусловлено несколькими факторами: игровой момент, который несет с собой состязание (1); оценка доказательств судьей по внутреннему убеждению (2); действие критерия справедливости судебного решения (3).
Я выступаю за смену концепта объективной истины концептом нравственного императива достижения истины: судебная истина есть моральная достоверность. По Локку, “нравственным убеждением”, которым руководствуется судья, является разновидность вероятности, высший уровень которой обладал универсальной способностью к достижению согласия между людьми. Оно достигает такой близости к определенности, что управляет образом наших мыслей настолько же, насколько самая очевидная демонстрация. Судебная достоверность есть состояние убежденности судьи (присяжного), каковое и является целью аргументации обеих сторон. Стандарты достоверности, объективности знания (в виде критерия «отсутствие разумный сомнений») коренятся в системе языковых моделей, схем, составляющих языковой опыт нации, здравый смысл.
И последнее замечание касается духа теории доказательств. Мы живем в эпоху свершений, когда рушатся и создаются новые научные парадигмы. Нам нужна мобилизация интеллектуальных ресурсов для того, чтобы модернизировать современную теорию доказательств, сделать ее конкурентноспособной в игре с «партнерами», а таким образом оправдать, показать ценность российского правового устройства и судопроизводства. Если теория доказательств не будет модернизирована, не будет отвечать на вызовы времени, она станет уязвимой перед упреками в устарелости, маргинальности. Значит, она перестанет выполнять свою методологическую, мировоззренческую роль. Нам в раной степени не нужно как оправдание формальной истины (истины сильнейшего), так и догматическое учение об истине объективной. Видимо надо в концепции истины сочетать осторожный оптимизм с нравственной убежденностью.

Примечания

1 Дондурей Д., Серебренников К. В поисках сложного человека // РГ. – 2009. – 7 октября. – 188 (5012).
2 http://Santa@rg.ru/
3 Медведев Д.А. Россия, вперед! // Газета.ru. – 2009. – 10 сентября; РГ. – 2009. – 11 сентября.
4 Дондурей Д., Серебренников К. Указ. соч.
5 Чаадаев П.Я. Письмо первое / Избранные сочинения и письма. – М., 1991. – С. 28.
6 Рассуждения о пользе разделении следственной и прокурорской властей – от лукавого, ибо за ними кроется желание получить мандат на вседозволенность.
7 Оценивая по совокупности последние изменения, произошедшие в юридическом ландшафте (включая результаты деятельности Конституционного Суда РФ и Верховного Суда РФ), смею высказать мнение: те, кто начинал судебную реформу в 1991 году оказались сейчас интеллектуальными и идеологическими банкротами, ибо правовая жизнь стала развиваться другим путем. Наши реформаторы не сумели, в отличие от деятелей судебной реформы 1863 года, завершить свое дело созданием продукта, который был бы по-Гегелю действительным и разумным. В новом тысячелетии властям надоели игры либералов и традиционалистов, и судебная реформа была успешно завершена – с помощью функционеров. В горячке насущных государственных дел, сейчас не до культуры, не до науки, не до Права. Может быть, в этом и есть русская стратегия уголовного судопроизводства – следовать сиюминутным, естественным позывам, игнорируя логику идей. Вначале делать текст закона, потом «мониторить» его (за хорошие деньги), потом править, потом думать.
8 См.: Интервью Д. Довгия // Московский комсомолец. – 2008. – 30 мая.
9 Медведев Д.А. Россия, вперед!
10 Дондурей Д., Серебренников К. Указ. соч.
11 Дондурей Д., Серебренников К. Указ. соч.
12 Мелкая грызня и свары между собой – не в счет. Это издержки борьбы за теплое место у ног начальства.
13 Российская газета. – 2006. – 2 февраля. – № 20 (3986).
14 Александров А.С. Об уголовно-процессуальной науке или новые песни о главном // http://iuaj.net/modules.php?name=News&file=article&sid=110
15 Теперь интеллектуальный ландшафт меняется снова. Все ощутимее становится присутствие власти, не только как арбитра, но и игрока, на площадке интеллектуального производства. Символом происходящего стала борьба которую ведет Министерство образования и ВАК по приданию пристойного вида тому, что называется защита диссертаций и получение ученых степеней, по-просту говоря – сокращение всеми способами количества защит. Однако, боюсь, качество научных исследований так не повысить.
16 Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс. – М.: АСТ: СТ МОСКВА, 2008. – С. 114.
17 Кстати, это означает необходимость воспитания аудитории, которая составляет сообщество тех, кто производит и обменивается смыслами об уголовно-процессуальном праве.
18 Александров А.С. Забыть Фойницкого? http://iuaj.net/modules.php?name=Pages&go=page&pid=257
19 Концепцию текст=право я излагал в ряде своих работ.
См.: Александров А.С. Введение в судебную лингвистику, Н. Новгород, 2003; Александров А.С. Язык уголовного судопроизводства // Автореф. дис… д-ра юрид. наук. Н.Новгород, 2003.
20 Ведь принято говорить «чувствую несправедливость» и «несправедливость» возмущает.
21 Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. – М., 1988. – С. 451-452.
22 См.: Гредескул Н.А. К учению об осуществлении права. Интеллектуальный процесс, требующийся для осуществления права. Харьков, 1900. С.144, 147, 157-159.
23 См. : Гредескул Н.А. Указ. соч. – С.139.
24 См. : Гредескул Н.А. Указ. соч. – С. 144.
25 См.: Деррида Ж. О грамматологии. – М., 2001. – С. 301, 307-312, 375,418-423, 449, 490, 497, 508-509.
26 См.: Деррида Ж. Указ. соч. – С. 494, 510.
27 См. : Гредескул Н.А. Указ. соч. – С. 159.
28 См.: Рикер П. Справедливое. – М., 2005. – С. 298.
29 Могу указать точку отсчета, с которой началось «недружественное поглощение» криминалистикой теории судебных доказательств: в 60-е годы, именно тогда она стала задавать тон в исследованиях по специальности 12.00.09. и претендовать на роль метадискурса. Причина этого состояла в тогдашней моде на кибернетику. Надежда на обновление социализма и прежде всего повышение эффективности управления советскими интеллектуалами наивно связывалась с использованием информационных технологий. В связи с активным освоением юридической наукой кибернетики был дан новый импульс экспансии криминалистики на интеллектуальную вотчину теории доказательств. Были и субъективные причины «окриминализации» теории судебных доказательств: целая плеяда блестящих криминалистов Р.С. Белкин, А.И. Винберг, И.М. Лузгин и пр. своими работами фактически сформировали новое здание теории доказательств, под которым оказался неразличим уже его первоначальный фундамент.
30 См.: Кухта А.А. Доказывание истины в уголовном процессе. – Н. Новгород, 2009.