Султанов А.Р. Цель признания информационных материалов экстремистскими и задачи гражданского судопроизводства // Арбитражный и гражданский процесс. 2012. № 6.

Безусловно, гражданско-процессуальная форма не может быть использована для того, чтобы добывать доказательства совершения публичных правонарушений, за которые установлена административная и уголовная ответственность, под видом «установления правового состояния информационных материалов». Такой задачи в ГПК РФ мы не найдем, это безусловно противоречит базовым положениям УПК РФ и ГПК РФ.
 

В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 28.06.2011 N 11 "О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности" было дано следующее разъяснение, что «При рассмотрении уголовных дел о преступлениях экстремистской направленности судам следует обеспечивать, с одной стороны, охрану публичных интересов (основ конституционного строя, целостности и безопасности Российской Федерации), а с другой - защиту гарантированных Конституцией Российской Федерации прав и свобод человека и гражданина - свободы совести и вероисповедания, свободы мысли, слова, массовой информации, права свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом».

Соответственно, данная задача лежит на судах и при рассмотрении дел о признании материалов экстремистскими. Наличие данной задачи показывает, что при рассмотрении дел о признании материалов экстремистскими всегда имеется спор о праве.

Спор о праве свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом, свободно изучать религиозные книги, реализуя право на свободу совести и вероисповедания.

Не можем не отметить, что само признание информационных материалов экстремистскими имеет целью не защиту частного интереса, а направлено на то, чтобы не допустить распространение экстремистских материалов – то есть, на запрет, воспрещение.

Иск о воспрещении был известен еще римскому праву, под названием прогибиторного иска (actio prohibitoria), назначение которого заключалось в обязании (воспрещении) ответчика не вмешиваться в свободу собственника[1].

Хотя в российской процессуальной науке не так много внимания было уделено искам о воспрещении[2], для любого процессуалиста известно, что   требование, направленное на принуждение ответчика к воздержанию от совершения каких-либо действий (иск о воспрещении) является иском о присуждении и если точнее исками о присуждении к бездействию (в случаях, когда истец требует от ответчика воздержания от определенных действий)[3] .

Где предметом иска о присуждении является материально-правовое требование истца к ответчику, принудительного осуществления которого добивается истец. Основание иска о принуждении составляют юридические факты, свидетельствующие о том, что право нарушено…, т.е. те же обстоятельства (факты), которые создают, изменяют или погашают права и обязанности сторон или препятствуют возникновению прав и обязанностей[4].

Соответственно, притязание на запрет, на воспрещение должно иметь адресата, кому этот запрет адресован. Нам могут «подсказать», что на основании судебного решения о признании информационных материалов экстремистскими, данные материалы помещаются в федеральный список экстремистских материалов, что является запретом для неопределенного круга лиц причем запретом не только распространения, но и фактически ограничивает право на получения данных информационных материалов. Конечно же, так оно и есть, но как мы уже писали «информационный материал» всегда плод чьего-то творения, у них всегда есть автор, который с признанием информационных материалов экстремистскими, становится лицом, занимавшимся экстремистской деятельностью.

Таким образом, требование о признании материалов экстремистскими в ряде случаев является иском о воспрещении к неопределенному кругу лиц и одновременно «иском» о привлечении к публично-правовой ответственности автора, а также владельца информационных материалов имеющего цель их распространить. По крайней мере, суть притязаний прокурора и правовая природа признания информационных материалов экстремистскими именно такова, хотя зачастую наличия притязаний к автору в требованиях прокурора мы можем не увидеть. Что свидетельствует о несоответствии таких требований положениям ст.131 ГПК РФ.

Полагаем, что рассмотрение такого рода дел в гражданском процессе, вряд ли может обеспечить тот уровень правовых гарантий, который необходим с точки зрения международных стандартов справедливого правосудия, которые при рассмотрении данного рода дел требуют соблюдения процессуальных гарантий предоставляемых при уголовном обвинении.

Хотя на момент написания данной статьи Постановлений Европейского Суда по правам человека ( далее «ЕСПЧ»), вынесенных по делам против России по данному роду дел пока нет, имеющиеся жалобы в ЕСПЧ еще находятся на стадии решения вопросов о приемлемости, ничто не лишает нас возможности поучиться на чужих ошибках. 

Надо отметить, что при разбирательстве административных дел и даже гражданских дел в ряде случаев с целью необходимости соблюдения Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее «Конвенции»), российский правоприменитель должен соблюдать гарантии, установленные ст. 6 Конвенции, как если бы  в отношении  этих лиц, было  предъявлено «уголовное обвинение».  То есть, в ряде случаев должны быть соблюдены принципы уголовного процесса при рассмотрении гражданского дела[5], поскольку необходимость такого подхода обусловлена тем, что понятие «уголовное обвинение», применяемое ЕСПЧ, является автономным от квалификации национального права[6].

Так например, ЕСПЧ в Постановлении от 4 ноября 2008 г. по делу Балсите-Лидейкиене против Литвы [Balsyte-Lideikiene v. Lithuania] (N 72596/01) установил, что по делу о привлечении к ответственности за публикацию разжигающую национальную рознь, должны быть применены гарантии ст. 6 Конвенции, предоставляемые при уголовном обвинении. В данном деле ЕСПЧ установил нарушение ст. 6 Конвенции в связи с тем, что обвинение в том, что спорная публикация разжигала национальную рознь было основано на экспертных заключениях, и суды, признавая заявительницу виновной,  широко цитировали экспертные заключения, которые играли ключевую роль в возбужденном против нее разбирательстве, но ей не была предоставлена возможность допросить экспертов с целью оспаривания достоверности их заключений.  ЕСПЧ сделал в данном Постановлении, что  отказ в удовлетворении ее ходатайства о допросе экспертов в открытом судебном заседании не отвечал требованиям статьи 6 Конвенции.

Полагаем возможным рассмотреть здесь более подробно Постановление ЕСПЧ, поскольку правовые позиции, изложенные в данном Постановлении могут быть полезны для понимания отнесения ЕСПЧ того или иного рода дел к уголовным и соответственно, применимости положений ст. 6 Конвенции о процессуальных гарантиях при уголовном обвинении. Но вначале напомним их:

«2. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления считается невиновным, до тех пор пока его виновность не будет установлена законным порядком.

3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:

a) быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинения;

b) иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты;

c) защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника или, при недостатке у него средств для оплаты услуг защитника, пользоваться услугами назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия;

d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него;

e) пользоваться бесплатной помощью переводчика, если он не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на этом языке».

Соответственно, эти процессуальные гарантии должны быть предоставлены даже если национальным законодательством дело может быть и не отнесено к уголовным… Безусловно, этот факт обязывает нас быть внимательным к подходам ЕСПЧ, поскольку их игнорирование может привести к нарушением прав и свобод граждан и к очередным проигрышам в ЕСПЧ.

 Итак, в деле Балсите-Лидейкиене против Литвы, ЕСПЧ задался вопросом  был ли процесс уголовным в исключительном понимании статьи 6 Конвенции и таким образом подпадает под гарантии, предоставляемые в данном отношении ст. 6 Конвенции при рассмотрении того факта, что на заявительницу была наложена санкция в виде административного предупреждения и конфискации непроданных экземпляров «Литовского календаря 2000».

Прежде всего, ЕСПЧ, указал, что при определении, следует ли считать правонарушение уголовным, следует применять три критерия: юридическая квалификация правонарушения в национальном законодательстве, характер нарушения и характер и степень суровости возможного наказания (см., среди прочего, дело «Энгел и др.», процитированное выше, § 82, и дело «Лауко против Словакии», постановление от 2 сентября 1998 года, «Сообщения о постановлениях и решениях», 1998-VI, с. 2504, § 56).

Рассмотрев первый критерий ЕСПЧ указал, что в соответствии с национальным законодательством Кодекс об административных правонарушениях не характеризуется как «уголовный», однако индикаторы, наблюдаемые в законодательстве государства-ответчика, имеют лишь относительное значение (см. дело Озтюрк против Германии, постановление от 21 февраля 1984 года, серия A № 73, с. 19, § 52).

 ЕСПЧ также напомнил, что согласно его устоявшейся практики второй и третий критерий являются альтернативными и не обязательно совокупными: чтобы статья 6 считалась применимой, достаточно, чтобы рассматриваемое правонарушение считалось «уголовным» с точки зрения Конвенции или чтобы это правонарушение ставило человека под угрозу применения санкции, которая по своему характеру и суровости в целом относилась бы к уголовной сфере (см. Эзех и Коннорз против Великобритании (Большая Палата), №№ 39665/98 и 40086/98, § 86, ЕСПЧ 2003-X). Это не исключает применения совокупного подхода в случаях, когда раздельный анализ каждого критерия не позволяет достичь однозначного заключения в отношении наличия «уголовного обвинения» (см. дело «Лауко»,  § 57).

Что касается характера правонарушения, совершённого заявительницей, ЕСПЧ напомнил, что к ней была применена санкция за производство и распространение «Литовского календаря 2000» в соответствии со статьями 301 и 21412 Кодекса об административных правонарушениях. Последняя касается административных правонарушений против установленного порядка администрирования (Administraciniai teisės pažeidimai, kuriais kėsinamasi į nustatytą valdymo tvarką). Следовательно, данная юридическая норма адресуется всем гражданам, а не определённой группе, имеющей особый статус. Общий характер рассматриваемой юридической нормы далее подтверждается главой 1 Кодекса об административных правонарушениях, которая устанавливает, что все граждане должны обеспечивать уважение к юридическим правилам и правам других граждан, а также  статьёй 9 Кодекса, которая определяет административное правонарушение как противоправное деяние, которое представляет угрозу для правопорядка, прав граждан или установленного порядка администрирования. Отсюда следует, что рассматриваемая юридическая норма является общей и следовательно подпадает под второй критерий в деле Энгела (дело «Лауко» § 58).

Далее ЕСПЧ рассмотрел третий критерий: характер и степень суровости наказания. Национальные суды установили, что заявительница виновна в правонарушении, предусмотренном статьёй 21412 Кодекса об административных правонарушениях, которая устанавливает штраф от 1.000 до 10.000 литов, хотя, принимая во внимание смягчающие обстоятельства, штраф был заменён предупреждением в соответствии со статьёй 301 Кодекса.

 Что касается характера наказания, ЕСПЧ обратил особое внимание на статью 20 Кодекса об административных правонарушениях, в которой утверждается, что цель административного наказания – наказать нарушителей и заставить их воздержаться от повторных нарушений. ЕСПЧ здесь отметил, что возмездие – это обычная отличительная черта уголовного наказания (см. вышеупомянутое постановление по делу «Озтюрк», § 53).

Что касается степени суровости наказания, ЕСПЧ напомнил, что реальное наказание, наложенное на заявительницу, относится к усмотрению, но не может уменьшить первоначальные альтернативы (см. дело «Эзех и Коннорз» § 120, и процитированное в деле законодательство).

 Таким образом, хотя в настоящем деле национальные суды сделали лишь предупреждение в соответствии со статьёй 301 Кодекса об административных правонарушениях, заявительница была наказана в соответствии со статьёй 21412, которая предусматривает штраф от 1.000 до 10.000 лит. ЕСПЧ также обратил особое внимание на тот факт, что если штраф не выплачивается, в соответствии со статьёй 314 Кодекса штраф может быть заменён административным арестом на срок до 30 дней и указал, что в дополнение к изданию предупреждения были конфискованы напечатанные и непроданные экземпляры календаря, а конфискация часто рассматривается как уголовное наказание.

На основе вышеизложенного анализа, ЕСПЧ сделал вывод, что «В сумме общий характер юридической нормы, нарушенной заявительницей, вместе с целью наказания, состоящей в сдерживании и возмездии, а также степенью суровости наказания, которой могла подвергнуться заявительница, достаточны для того, чтобы продемонстрировать, что рассматриваемое правонарушение имело, в смысле статьи 6 Конвенции, уголовный характер». В силу этого ЕСПЧ  счел, что статья 6 § 3 (d) применима в деле «Балсите-Лидейкиене против Литвы».

Экстраполируя подходы ЕСПЧ на дела о признании информационных материалов экстремистскими, можно с большой степенью вероятности утверждать, что дела данного рода могут быть отнесены ЕСПЧ к делам уголовного обвинения.

В качестве краткого вывода можем высказать мнение о том, что ситуация с данной категорией споров такова, что требуется законодательное разрешение проблемы[7], поскольку проблема рождена именно законодателем, который фактически установил новый род дел без должного анализа их правовой природы и процессуального права, подлежащего применения при рассмотрении данного рода дел. Установление должной правовой процедуры – это конституционная обязанность законодателя, в том числе, вытекающая из участия России в Конвенции.

Однако, на нашем месте было бы ошибочно утверждать, что установление должной правовой процедуры признания информационных материалов экстремистскими может решить всю проблему. Хотя, в данной статье мы рассматривали проблему только со стороны правовой процедуры, проблема все же заключается не только и быть может не столько в правовой процедуре, но и в самой санкции за идеи, а не действия. Данная санкция  - вмешательство в свободу мысли. «После способности мыслить способность сообщать свои мысли своим ближним является самым поразительным качеством, отличающим человека от животного. Она является одновременно признаком бессмертного призвания человека к общественному состоянию, связующим началом, душой, орудием общества, единственным средством усовершенствовать последнее, достигнуть той степени власти, познаний и счастья, которая доступна человеку»[8]. Закон, карающий за образ мыслей, не есть закон, изданный государством для его граждан[9].

Султанов Айдар Рустэмович, начальник юридического управления ОАО «Нижнекамскнефтехим», член Ассоциации по улучшению жизни и образования

ã 2012 Султанов Айдар Рустэмович