Боруленков Ю.П. Теория доказательств и доказывания: о множественности фактов, используемых в доказывании // Библиотека криминалиста. – 2017. – № 4 (33). – С. 15-29.

Обосновывается существование четырехуровневой гносеологической схемы формирования юридического факта: от отобранных и интерпретированных осколков и следов события – к содержанию процессуальных доказательств (фактическим данным, сведениям), далее – к конструированию доказательственных фактов (аргументов), на основании совокупности которых моделируем образ события прошлого – собственно юридический факт (знания компетентного органа).  

Особенности гносеологического и правового характера познавательной и доказательственной деятельности в судопроизводстве отражаются в теории доказательств и доказывания.

Поскольку познание – это получение знания для себя[1], то доказывание мы определяем как объективированную в окружающем мире деятельность субъекта по обоснованию утверждений (познание для других)[2].

А.А. Давлетов понимает процессуальное познание как деятельность специально уполномоченных субъектов (органов судопроизводства), осуществляемую в предусмотренном процессуальным законом порядке, по приобретению знания о прошлом событии путем исследования сохранившихся его следов в целях разрешения задач судопроизводства[3].

В советской теории доказательств сформировалось и до сих пор сохраняется представление о двух уровнях познавательной деятельности. Первым информационно-накопительным уровнем познания является практическая и логическая деятельность по обнаружению, закреплению, проверке и оценке информации о фактических обстоятельствах общественно опасного деяния, включающая: а) работу эмпирическими методами со следами, снятием с них информации; б) оперирование фактическими данными как логическими доказательствами. На втором уровне формируется оформляемое в виде соответствующего текста умозаключение о фактических обстоятельствах дела (формирование совокупного знания о прошлом), имеющих юридическое значение для применения правовой нормы, как выводное знание, строящееся на основе совокупности собранных доказательств, выявленных связей и отношений между подлежащими доказыванию обстоятельствами[4].

В принципе аналогичный подход приемлем и для доказательственной деятельности в судопроизводстве. Причем, если для юридического познания в большей мере свойственна определенная степень объективности, то в доказывании – как обосновании собственной сконструированной модели обстоятельства реальной действительности – определяющее значение имеет интерес субъекта доказывания.

С внешней стороны доказывание выражается в коммуникативной способности моделирования в сознании правоприменителя юридических фактов субъектом доказывания, при помощи многоступенчатой процедуры оперирования доказательствами с привлечением аксиом доказательственного права действиями или осмысленным преднамеренным бездействием в рамках установленной юридической процедуры[5]. По сути доказывание это переход от описания к объяснению, переход от одних структурных уровней к другим, более высоким.

Специфичность доказывания в судопроизводстве состоит в регламентации процессуальными нормами его ограничений, являющихся обязательными для обеих сторон. В частности, это касается и правовых презумпций: сила неопровержимых презумпций сопоставима с уверенностью в существовании факта[6].

При этом, как отмечает А.А. Кухта, «надо принимать во внимание многослойность смыслового содержания понятия доказывания, объективно обусловленную использованием этого термина в различных сферах, в различных идеологических контекстах, адресованностью различной аудитории»[7].

Следует подчеркнуть, что ученые процессуалисты и криминалисты в силу различия подходов делают акцент на разных сторонах этой деятельности. Юристы-практики вообще мыслят доказывание по-своему. Мышление юриста-практика представляет собой сложную динамичную систему параллельно протекающих и в тоже время оказывающих взаимное влияние обыденного и профессионального видов мышления. Их соотношение зависит от степени погруженности в юридическую материю, правовую среду[8]. Чем профессиональнее правовое мышление[9], тем более глубоким становится проникновение в юридический смысл нормативно-правового акта, подходы к познанию обстоятельств реальной действительности приобретают значительную гибкость и разнообразие, расширяется спектр вариаций интерпретации юридически значимых фактов[10].

Именно необходимость снятия противоречий гносеологических, логических, коммуникационных и правовых аспектов процессуального познания и доказывания в судопроизводстве породила множественность трактовок ядра теории доказательств – понятия «доказательство»[11].

[…] При этом следует констатировать, что в теории доказательств присутствует терминологическая путаница, связанная с соотношением понятий теорий процессуального и логического доказывания[12].

Термин «факт». Кроме вышесказанного, юристы-практики достаточно часто оперируют некоторыми понятиями, не вдаваясь в современную их трактовку. К таким категориям относится и понятие «факт». Как отмечают Л.А. Воскобитова и В.И. Пржиленский, слово «факт» достаточно часто употребляется «в его обыденном смысле, как обычное слово, без сложных философских рассуждений о понимании термина «факт»[13]. В сознании практиков факт – это элемент объективной реальности.

И в теоретических выкладках исследователи не могут отойти от подобного взгляда[14]. Например, в своем диссертационном исследовании В.В. Сверчков пишет: «Ответственность имеет объективную причину возникновения – факт (событие), предусмотренный уголовным законом. […] Возникает уголовная ответственность в момент совершения лицом предусмотренного уголовным законом деяния»[15]. Здесь очевидно отождествление ученым факта и события преступления.

[…] В настоящем исследовании мы постараемся обобщить традиционные подходы к пониманию факта как гносеологического, правового, процессуального феномена и высказать свою точку зрения по узловым моментам соотношения понятий, относящихся к процессуальному и диалектическому (логическому) доказыванию в судопроизводстве.

Прежде всего следует констатировать многоуровневость и разноплановость фактов, используемых в качестве элементов системы доказывания[16].

1. Факт – событие общественно опасного деяния. Практически любой юрист – практик относится к событию преступления (реальному или мнимому – квазисобытие) как к факту, который в тоже время как объект познавательной деятельности на момент процессуального познания уже не существует. Это онтологическое понимание факта[17].

Событие формирует источник доказательства. Под источником доказательства, в отличие от источника сведений (средства доказывания) как одной из сторон доказательства, следует понимать предыдущий источник информации. Источниками доказательств являются носители доказательственной информации (лица, дающие показания, эксперт надлежащей квалификации, материальная обстановка со следами события и т.д.). Такое разграничение необходимо, поскольку хотя источник доказательства находится вне доказательства, тем не менее при оценке последнего важное значение имеют свойства источника – физические или моральные качества свидетеля, компетентность эксперта и т.п.[18]

[…] 2. Факты – следы. Событие преступления не проходит бесследно в окружающем мире, а, взаимодействуя с другими предметами, оставляет на (в) них следы. Под следами в широком смысле традиционно понимаются любые изменения материальной обстановки, возникшие в результате преступления и содержащие информацию о механизме, участниках преступления и других обстоятельствах его совершения. Материальная обстановка события есть целостная система, представляющая материальную среду расследуемого события, его пространственно-временной и вещественный континуум.

Природа следа была предметом многочисленных исследований по криминалистике и уголовному процессу. Осмыслялась она и на философском уровне. Г.П. Корнев указывает, что только на основе тщательного исследования «причиненных» преступлением следов органы судопроизводства осуществляют их мысленное реконструирование в целостное реально произошедшее событие и по мере необходимости корректируют его в своем сознании до тех пор, пока не получат достоверную картину о преступлении[19]. Анализ отраженных следов позволяет сформировать образ события преступления.

Подчеркивая, что категория «след» должна браться не в спекулятивно-эмпирическом содержании, А.А. Кухта вполне обоснованно пишет: «След – это не просто объект, не объективная основа для снятия информации, а эмпирические данные, полученные в результате взаимодействия субъекта и объекта… . […] След – это не результат объективных процессов, а сочетание объективного и субъективного. Следы являются моментом, процессом взаимодействия объектов, но также результатом взаимодействия субъекта с результатом этого взаимодействия. […] Существование следа предопределено и наличием у следователя готовности обнаружить след. След – это «заготовка» факта (как его понимает А.А. Кухта – Ю.Б.). Однако сказать, что следователь «производит» следы, было бы другой крайностью, уходом в агностицизм»[20].

Отражая результаты объективного процесса, материальные объекты и сигналы информации в них представляют материальную основу многоуровневой познавательной и доказательственной деятельности субъектов в судопроизводстве.

[…] Фактические данные. В литературе понятие «факт» использовался в качестве синонима термина «фактические данные» или сведений о факте реальной действительности. При этом данные понятия отражают различные стороны содержания термина факт. Под фактическими данными понимают информацию, отражающую следы события преступления. Причем фактическим выступает знание, во-первых, принимаемое за достоверное и, во-вторых, служащее исходным моментом для постановки и решения процессуальной задачи. Осознанное сообщение вполне допустимо рассматривать как сведение. Сведения – есть знание о чем-то. Строго говоря, пока данные (информация), получаемые извне, не осмысленны, они не выступают для субъекта процессуального познания сведениями[21].

Завершая изложение данной части исследования, уместно процитировать А.С. Барабаша, по мнению которого: «Если, говоря об уголовно-процессуальном познании, за точку отсчета брать не событие прошлого, а оставленные им следы, то меняется и отношение к истине как цели уголовно-процессуальной деятельности»[22].

Указанные факты при определенных условиях становятся информационной составляющей процессуальных доказательств. Документируя факты-следы в рамках процессуального познания-расследования, следователь трансформирует их в факты иного уровня.

3. Переходя к следующей группе используемых в доказывании фактов, следует некоторое внимание уделить современному пониманию категории «факт». Актуальная парадигма юридического познания требует, во-первых, учета единства образного и знакового, отражательного и интерпретирующего моментов и, во-вторых, использования современных представлений о бытии идеальных сущностей и виртуальной реальности, к которым следует отнести правовые понятия и пространственно-временные образы[23].

[…] Процессуальное доказательство. Процессуальное познание по своей сути является управляемой сложноорганизованной информационно-функциональной системой действий, формирующих определенные объекты, служащие средством познавательного освоения, отражения объективного мира. Средством познания и доказывания в судопроизводстве являются процессуальные доказательства.

В ходе «работы» с источниками содержащаяся в них информация о событии становится процессуальными доказательствами, содержанием которых являются факты. Формирование процессуальных доказательств как текста становится способом процессуального получения, закрепления, сохранения и передачи другим участникам процесса информации об этих фактах. При этом факт получает относительно самостоятельное существование по отношению к источнику, из которого он был получен, и становится фактом для всех участников судопроизводства[24]. В процессе формирования процессуального доказательства происходит трансформация факта от события через информацию – к знаниям.

Каждое из доказательств содержит отобранную следователем и описанную им же часть информации, которая может совпадать, а может и не совпадать с объективными проявлениями фрагментов события преступления, сохранившихся в действительности к моменту познания[25]. Говоря о субъективном характере процессуальных средств познания, мы в первую очередь подразумеваем интерпретативные способности субъекта создавать эстафетное знание[26] с привлечением собственного сознания[27].

[…] Доказывание-аргументация. Диалектической основой механизма доказывания является доказывание фактами по правилам логики. Исходное доказательство со стороны логической формы представляют собой суждение. С содержательной стороны доказательство есть факт, т.е. суждение, используемое для выведения новых фактов[28]. В суждение входят два понятия: первое обозначает предмет, о котором идет речь; второе – то, что говорится об этом предмете (его свойство, признак, состояние)[29].

Убеждающая сила доказательства зависит от эффективности его представления в суде. Существует феномен силы, убедительности процессуальных доказательств: одни доказательства оказывают большее убеждающее воздействие на аудиторию, другие – меньшее; одни доказательства порождают у судьи решимость принять соответствующее решение, другие – оставляют сомнения и неуверенность[30].

Сам процесс извлечения информации, представления ее суду есть акт аргументации, поскольку он убеждает в существовании факта. Являющиеся основанием правовых притязаний факты в прениях сторон представляются суду встроенными в конструкцию доводов. Сила доказательства и соответственно факта – в убедительности довода. Именно от конструкции довода зависит придание факту, являющегося ядром доказательства, определенной силы.

Следует уяснить, что как в процессуальном познании, так и в доказывании как обосновании утверждения (тезиса) принимает участие содержание доказательства (факт, информация, сведения), а не средство доказывания[31] (протокол, заключение эксперта – ч. 2 ст. 74 УПК). Не случайно Верховный Суд Российской Федерации в п. 8 постановления Пленума от 29 ноября 2016 г. № 55 «О судебном приговоре» указал, что «суд в описательно-мотивировочной части приговора не вправе ограничиться перечислением доказательств или указанием на протоколы процессуальных действий и иные документы, в которых они отражены, а должен раскрыть их основное содержание».

Функциональным ядром процессуального доказательства, имеющим в узком смысле доказательственное значение, является лишь факт. Довод представляет собой одно или несколько связанных между собой утверждений[32]. Довод это предложенная в речевой форме смысловая конструкция в которой происходит встраивание факта в аргументационную систему, в соответствии с правовой позицией стороны в деле. Суть довода состоит в демонстрации убедительности факта. Довод – это боевая оболочка факта. Довод всегда там, где оспариваются те или иные положения, претендующие на закрепление в качестве юридических фактов. Доводами спорящих сторон факты нагружаются новыми значениями, расширяющими понимание фактов, их переинтерпретацию в контексте противостоящих позиций сторон[33].

В контексте сказанного доводы относительно утверждения (факта) можно классифицировать на: а) позитивные – в поддержку факта; б) негативные – отрицающие факт или иначе интерпретирующие его. Доказательственная (фактическая) база формируется не только в ходе судебного следствия, но и в рамках прений сторон, поскольку на данной стадии участники процесса своими позитивными и негативными доводами дают оценку, свою интерпретацию исследованным доказательствам.

[…] Структура довода. В рамках довода раскрываются являющимися дискуссионными для конкретного юридического дела следующие вопросы:

а) индивидуальные особенности источника доказательства, влияющие на его достоверность. Обоснование достоверности – это часть содержания довода;

б) оценка формирования процессуального доказательства с позиции допустимости;

в) фактические данные в составе и содержании, в каком они были установлены в ходе судебного следствия;

г) анализ этих данных по существу, с точки зрения их соответствия действительности и с точки зрения их значения для разрешения дела. В основе лежит система общих мест, к которым относятся общие гносеологические установки, априорное знание, в виде целого набора моделей, сформированных в культуре, морали, науке. Эти установки осуществляют соотнесение фактического знания с идеалами картины мира данного этапа развития общества и государства, с общим культурным горизонтом эпохи[34]. К ним относятся теория отражения, видящая в любом материальном предмете свойство, по существу, общее с ощущением – свойство отражения, а также философские аспекты современной кибернетики, рассматривающей вопросы передачи, хранения и использования информации как применительно к техническим системам, так и к биологически активным системам (психика, мышление человека)[35].

Установка субъекта доказывания детерминирована правом, системой судопроизводства и судоустройства. В судопроизводстве широкое распространение получили презумпции. Довод – это рассуждение: свидетель сообщает, что видел обвиняемого на месте и во время, когда было совершено преступление, этому сообщению нет причин не доверять, поскольку обычно люди способны удостоверять факты (фактическая презумпция добропорядочности свидетеля, его способности удостоверять факты, достоверности его показаний). Любое «полное судебное доказательство» включает в себя суждение здравого смысла (презумпцию). В отношении факта существует фактическая презумпция о том, что это данное, полученное эмпирическим путем, является достоверным[36].

Большое значение имеет логическая обработка сведений, содержащихся в сообщениях с учетом подлежащих доказыванию фактов. Сообщение очевидца: «Иванов прицелился и выстрелил из пистолета в Петрова», – содержит информацию об основных, подлежащих установлению обстоятельствах. Здесь важен тщательный анализ содержания образа, выяснение – какие элементы являются результатом непосредственного восприятия и отражают конкретные предметы и действия людей, а какие являются результатом оценки, умозаключения. Важна логическая структура вывода свидетеля и, в первую очередь, его фактические основания. Исследование исходящих от людей сообщений складывается из последовательного анализа соответствия: а) знака и образа; б) образа и объекта[37].

Безусловно актуальным является вопрос относимости факта. Факт отличается объективностью, но если мы берем его в другой системе (например, представляем на суд другой аудитории) – он может утратить объективность, а вместе с тем и фактичность, превратившись в версию, предположение и так вплоть до голословного утверждения[38].

В прениях в рамках довода излагаются позиция оратора по могущим вызвать или вызвавшим спор вопросам факта. В принципе можно говорить о системе доводов, формируемых в рамках обоснования конкретного факта. В конечном итоге выходим на структуру процессуального доказательства. Совокупность доводов должна быть достаточной для вывода тезиса. Среди неряшливо подобранных доводов могут оказаться ложные, необоснованные, противоречащие друг другу и даже доказываемому тезису[39]. Если в процессе изложения довода у суда возникает сомнение или не удается снять сложившееся предубеждение к позиции стороны, доказательство утрачивает свойство фактичности[40].

4. Аргументы – умозаключения – переход к образам.

Многие авторы, проводящие исследования в сфере доказывания-аргументации не разделяют понятия довод и аргумент[41]. Например, В.А. Новицкий отмечает, что существенным недостатком «современного процессуального регулирования является очевидный пробел в описании ключевой категории состязательного правосудия – судебной аргументации. Состязательная схема: доказываемый тезис предмета доказывания – аргумент – доказательства применяется на практике, но никак не описана в законе. Кодификация исходит из упрощенного следственного варианта: факт предмета доказывания – доказательства». По мнению ученого, «судебные аргументы – это доказательственная информация, содержащаяся в утверждениях (умозаключениях) субъектов доказывания, приводимая для подтверждения собственных тезисов предмета доказывания или опровержение тезисов предмета доказывания противоположной стороны. Отличие аргументов от доказательств состоит в том, что аргументы есть обработанная доказательственная информация и преобразованная сознанием субъекта в текст. Такой текст может включать ссылки на нормы права и направлен на убеждение суда (адресата доказывания)». «Судебные аргументы, – пишет уважаемый исследователь, – необходимо определить в законе в виде отдельных норм, поскольку нормы о доказательствах действующей процессуальной кодификации внести судебные аргументы нельзя в силу того, что правовая природа их возникновения иная»[42].

Безусловно, здравое зерно в данных рассуждениях уважаемого автора есть, но следует возразить: во-первых, процессуальное доказательство тоже текст, во-вторых, несложно заметить отождествление довода и аргумента, в-третьих, фактически речь идет именно о доводе как элементе аргументации, в-четвертых, достаточно сложно представить нормативное регулирование формирования и изложения довода.

Доказывание в судопроизводстве заключается в приведении фактов и выведении из них умозаключений (аргументов), с истинностью которых оратор предлагает согласиться суду. Содержание доказательства есть факт, а факт есть сведения, допускаемые участниками доказывания в качестве малой посылки умозаключения. Отдельные факты выступают в роли малой посылки при построении выводов о событии преступления в целом. Аргумент является «искусственным доказательством», средством выведения из факта (фактов) основного факта или юридического факта[43].

Аргумент – это умозаключение в основу которого закладывается исходное данное – факт. По сути выведенный на основании умозаключения образ события (обстоятельства) следует рассматривать в качестве сконструированного нового факта (образа) более высокого уровня. В юридическом процессе в условиях состязательности доказывание производится именно аргументами=образами=фактами, которые представляют из себя пространственно-временные модели событий (обстоятельств).

В структуре аргумента как судебного доказательства, могут быть выделены следующие компоненты:

а) пропозициональное содержание аргументации. Аргумент – это умозаключение на основе факта или нескольких фактов;

б) логическая компонента. Привязка пропозиционального содержания к существующей структуре знания (т.е. к объектам, имеющим достаточно убедительную онтологию);

в) прагматическая компонента. Привязка пропозиционального содержания аргумента к особенностям когнитивной структуры, знаниям и состоянию сознания оратора, а также к ситуации речевого общения[44].

В судопроизводстве используются вероятные аргументы, которые есть доказательства из опыта и вероятности. А.С. Александров отмечает, что аргументы, используемые в суде, могут быть диалектическими, и очень редко – формально-логическими, научными. Структура логического, диалектического и риторического силлогизма одинаковая. Но если логические доказательства основаны на аксиомах, и, следовательно, истинны в формально-логическом значении, то доказательства диалектические, а тем более риторические исходят из общих допущений и, таким образом, не более чем правдоподобны. «Риторический силлогизм», которым является чаще всего судебный аргумент, это также вероятностная версия логического силлогизма. Он содержит обобщающее предположение, которое является основанием всего логически выведенного рассуждения от косвенных улик до версии. Сущность обобщения, заключенного в риторическом аргументе, состоит в факторе частоты (всегда / обычно / часто / иногда / время от времени / редко / никогда), который указывает возможные степени вероятия, с которым аудитория могла бы принять как правильное данное умозаключение[45].

Используемый в доказывании аргумент может привести только к вероятному знанию, поскольку сам факт, который выступает его малой посылкой сам в свою очередь не может быть верифицируем до абсолютной степени точности[46]. «Потенциальный дефект индуктивного доказательства – пишет А.А. Кухта – заложен в том, что факт, предлагаемый как основание заключения, оставляет возможность для одного или более других объяснений или выводов. Процесс выведения вывода из определенного доказательственного факта кладет начало процессу объяснения оппонента»[47].

Аргумент – это выход на образ. Что же представляет собой доказательственный аргумент? Для наглядности приведем пример. Облеченный в процессуальную форму обнаруженный на месте происшествия след обуви обвиняемого является процессуальным доказательством или фактическими данными. С позиции логики сформированное на основе следа обуви содержание процессуального доказательства в рамках судебной аргументации будет являться аргументом. Логический вывод или умозаключение (аргумент) из содержания данного доказательства будет звучать как «Обвиняемый был на месте преступления». И этот вывод будет являться доказательственным фактом, который в свою очередь будет использован для доказывания тезиса о совершении преступления именно обвиняемым.

Можно констатировать использование в доказывании в судопроизводстве аргументов нескольких уровней: а) умозаключение первого уровня – из факта; б) последующие уровни – умозаключение из доказательственного факта; в) умозаключение из нескольких умозаключений низшего порядка – выход на юридический факт.

Говоря об аргументах, нельзя обойти понятия «косвенное доказывание» и «доказательственные факты». В ретроспективном познании возникает необходимость косвенного доказывания, производимого за счет так называемых доказательственных фактов, когда реконструкция (воссоздание) образа прошлого события общественно опасного деяния производится с помощью средств и методов абстрактного мышления. Современная юридическая наука к термину «доказательственные факты» относит различного рода промежуточные факты, которые сами по себе правового значения не имеют, но по конкретному юридическому делу способствуют установлению главного факта. При косвенном доказывании осуществляется умственный и деятельностный процесс, в ходе которого субъект доказывания, на основе установленных посредством косвенных доказательств доказательственных фактов, обосновывает наличие ранее неизвестных искомых фактов, составляющих предмет доказывания. При этом доказательственные и искомые факты различаются в логическом отношении так же, как посылки и выводы, т.е. по составу и по уровню знания. Косвенные доказательства являются средствами установления новых, в логическом отношении, фактов. В отличие от прямого доказывания на основании сообщения о факте или предъявления предмета доказательственный факт, является «натуральным аргументом»[48].

«Нельзя относить доказательственные факты – утверждает B.C. Соркин – к информационным доказательствам. Они не могут быть результатом воздействия на объект явлений и событий объективной реальности. Доказательственные факты – это знание о действительности, полученное на основе исследования фактов, установленных сведениями о них. Доказательственные факты не являются процессуальными доказательствами, а служат логическими предпосылками для обоснования другого знания»[49].

Любое косвенное доказательство допускает не менее двух умозаключений, поэтому противником может быть предложено иное объяснение, иная интерпретация сведений (факта), принятых за косвенное доказательство. Стороны в суде оперируют практически одними и теми же процессуальными доказательствами, а вот их интерпретационная инициатива позволяет им в рамках своей правовой позиции строить различные юридически значимые модели устанавливаемых событий. В принципе аргумент как умозаключение есть не более чем гипотеза или предположение различной степени достоверности.

Выступление в прениях как изложение совокупности доводов и аргументов наводит суд на признание доказанности юридического факта.

5. Юридический факт. Всегда предметом юридического познания, а в последующем и доказывания в суде является вопрос об отсутствии или наличии какого-то юридического факта[50]. Юридический факт есть образ (юридическая конструкция) события реальной действительности, сформировавшийся у субъектов познания[51]. Ключевым моментом процесса преобразования сведений о фактических обстоятельствах дела в юридический факт является их юридическая оценка (квалификация). Квалификация имеет организующее значение, управляет процессом собирания доказательств. Ее содержание – это установление и юридическое закрепление тождества юридически значимых признаков установленного образа фактического обстоятельства с признаками его юридической модели, закрепленной в правовой норме. Именно в результате квалификации установленный компетентным органом образ фактического обстоятельства признается юридическим фактом и официально приобретает такое качество.

Решающее значение имеет выбор судом из конкурирующих интерпретаций сторон той, которая представляется ему правильной[52]. Достижение цели субъектом доказывания свидетельствует о признании правоприменителем его правовой позиции как юридически истинной. Речь идет о доказанности тезисов о фактах и доказанности действия конкретных норм права применительно к данным фактам и их антиподам. Это означает не более чем доказанность одной из возможных моделей произошедшего события[53]. При этом судьи ограничены в своих познавательных возможностях установления фактов по делу презумпциями, фикциями, правовыми аксиомами, преюдициями и другими средствами юридической техники[54].

В принципе, мы выходим на следующую четырехуровневую гносеологическую схему формирования юридического факта. От отобранных и интерпретированных осколков и следов события – к содержанию процессуальных доказательств (фактическим данным, сведениям), далее – к конструированию доказательственных фактов (аргументов), на основании совокупности которых моделируем образ события прошлого – собственно юридический факт (знания компетентного органа). Соответственно в процессуальном познании и доказывании в судопроизводстве задействовано четыре уровня фактов, на каждом из которых факты делятся на подвиды.